— Здравствуйте, Петр Фролыч, — дружески протянул он руку инспектору, словно уже давно работал с ним вместе. Потом поздоровался со мной. — Что-нибудь удалось выяснить?
На его красивом лице не было и следа переживаний, будто не в его эскадрилье произошло происшествие и погиб близкий ему человек. Лишь в глазах временами вспыхивал нервный блеск, выдававший его обеспокоенность за свою судьбу, но не переживание за товарища.
— Кое-что. Скажите, Борис Борисович, какого вы мнения о старшем лейтенанте Парамонове?
— Хороший специалист. — Вологуров насторожился и замолчал. — Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. — Ганжа помолчал. — Если не считать, что ваш хороший специалист с утра пивом подзарядился. А может, чем и покрепче. Но это еще не самое страшное — ему, видите ли, командир полка отгул дал, а вот то, что он фильтр низкого давления не заменил на самолете, это уже пострашнее.
— Неужели? — удивился комэск. — И есть доказательства.
— Разумеется. Подойдите сюда, — пригласил он нас к столу. Но взял не журнал техника, а скрученную в рулон кальку и расстелил перед нами. — Вот, посмотрите на схему проводки. Это цель, — ткнул он пальцем в петляющую черную линию. — А это Октавин. — Красная линия была более ровная. Ганжа повел рядом с ней синим карандашом. — Истребитель шел с набором высоты. Вот работа в зоне: виражи, развороты. Вот полет к цели. А вот отсюда он стал снижаться. Обратите внимание на глиссаду. Она не так уж крута. Значит, он не падал, а планировал. У земли совсем небольшой угол. Видно, боролся за машину, хотел спасти.
Доводы Ганжи были убедительны, он имел основание подозревать Парамонова. Схема проводки показывала, что самолет из зоны пилотирования после непродолжительного прямолинейного полета вдруг начал снижаться. Команды ему на то никто не давал. Сам Октавин не рискнул бы нарушить заданный режим. Значит, что-то случилось с двигателем.
— Похоже, упали обороты, — подтвердил мои мысли Вологуров.
— Вот именно, — прихлопнул Ганжа рукой схему. — Потому что засорился фильтр.
— А может, и не фильтр, — вмешался в разговор я. — Октавин летал на этом самолете. И облетывал его кто-то. Все было нормально.
— Верно, — согласился со мной Ганжа. — А кто облетывал самолет? — спросил он у Вологурова.
— Я, — ответил майор. — Двигатель работал хорошо.
Ганжа подумал.
— Ничего удивительного. Фильтр такая штука, постепенно засоряется.
И все же мне не верилось, что причиной этого тяжелого происшествия явился фильтр. Если бы двигатель стал давать перебои или упали обороты, Октавин непременно доложил бы на КДП.
Вернулся Мельников. То ли он видел Вологурова, то ли настолько задумался, что не обратил на него внимания и не поздоровался. Прошел в угол к своему креслу и, опустившись в него, поднял голову.
— Побеседовали? И что думает командир эскадрильи?
Вологуров вытянулся.
— Возразить тут трудно. Петр Фролыч, пожалуй, прав.
— Н-да. — Мельников задумался. — А что скажешь об Октавине?
— Хороший был летчик. — Вологуров вздохнул, — Скромный, дисциплинированный. Подготовлен до уровня первого класса.
— Твоя эскадрилья отличная?
— Третий год.
— И все летчики первоклассные?
— Один Октавин не сдал еще экзамен.
— Он летал хуже?
— Никак нет. Просто так обстоятельства сложились. В отпуске он был, когда погода благоприятствовала.
— А как ты думаешь, что могло произойти?
Лицо Вологурова сосредоточилось. Майор не торопился с ответом.
— Судя по схеме проводки самолета, вполне вероятно, что дело в фильтре, — сказал он после длительной паузы.
Мельников ничего не ответил, опустил голову. Похоже было, что он чем-то остался недоволен.
— Об этом говорят документы. — Ганжа взял рабочую тетрадь Парамонова и журнал кладовщика и потряс ими.
— Документы, конечно, вещь серьезная, — согласился Мельников скорее с самим собой, чем с Ганжой. — Кстати, там, — он поднял голову и указал рукой на папку, — есть еще одна любопытная бумажка: полетный лист старшего лейтенанта Октавина за двадцать пятое апреля. Дай-ка его майору.
Ганжа нашел лист и протянул Вологурову. Тот долго изучал его.
— И что вас в нем заинтересовало? — спросил Вологуров.
— Подойди сюда, — подозвал его Мельников и, когда майор приблизился, взял у него полетный лист. — Вот эта закавыка, — показал он пальцем. — По-моему, «сто тринадцать» исправлено на «сто пятнадцать».