Пресс-конференция прошла более-менее гладко. Дмитрий Витальевич в общих чертах нам объяснил на брифинге, каких подводных камней следует избегать; от нас, по сути, требовалось по большей части изображать статистов и не вмешиваться, а основное участие в диалоге примет начальство.
Так в итоге и получилось. Директор в ответ на поток словесных подвохов, подковырок и бомб замедленного действия дипломатично сообщил, что ход расследования держится Следственным комитетом в тайне и нужно дождаться официального пресс-релиза. Да, безусловно, потеря ценного сотрудника немного затруднила внутрикомандную работу, но мы справляемся… Нет, в ФИА пока не высказались по экспертизе повреждённых деталей; рабочая версия – единичный брак тормозного шланга и случайное повреждение шины…
Не обошли вниманием и нас, простых гонщиков. Мы с удовольствием рассказали, что атмосфера в команде дружеская, подготовка идёт плодотворно и конструктивно, работать на симуляторах, равно как и пилотировать настоящие болиды, удобно и приятно, ля-ля-ля…
Разве что я однажды вздрогнул, когда ко мне обратились, осведомившись, нет ли у меня предположений насчёт приснопамятных аварий: так ли уж случайны последние и кому могли быть выгодны?
Дмитрий Витальевич начал было отражать эту атаку, но я попросил слова и филигранно отбрил искателей жареных фактов. Мол, врагов у меня нет, так что не имею представления cui prodest[14]; в остальном же прошу положиться на мнение официальных инстанций.
Украдкой взглянув после своего ответа на «пресс-коуча», я увидел на его лице довольную улыбку.
…А вечером отец пришёл домой мрачный и насупившийся.
– Говорил сегодня со следователем, – сказал он после ужина, когда мы остались вдвоём на кухне: мама ушла в комнату смотреть телевизор. – Понятно, что там у них всё для служебного пользования и постороннему в плане сведений ловить нечего… но кое о чём непроизнесённом удалось догадаться. Новости не обнадёживают. Похоже, всё глухо. Ни очевидцев, ни «засветки» на камерах, ни автомобильных номеров. Пару дней повозятся – и закроют дело к чёртовой матери…
– Но ты знаешь, кто мог подкупить, а затем и убить механика, так ведь? – прищурился я.
– Михаил, позволь мне самому во всём этом разобраться. Без твоей помощи…
– Ты не понимаешь! Опасность грозит нам всем!.. – выкрикнул я, но заметил выражение его лица и добавил уже тише: – Извини. Да, принять какие-то меры можешь ты один. Но дай, пожалуйста, нам знать, кого конкретно ты подозреваешь. Это кто-то из родителей моих одноклассников, да?
Отец молчал.
– Скажи хотя бы фамилию…
«Неужели всё-таки Краев?!»
И тут он меня удивил.
– Форман. Его фамилия – Форман… Ты чего?
Меня в это время скрутил приступ истерического смеха.
– Форман… – выдохнул я сквозь хихиканье. – А я только недавно с его дочкой расстался…
– Она тобой не пыталась манипулировать? – сразу встревожился отец.
– Даже если и так, у неё ничего не вышло, – придя в норму, ответил я. – Во всяком случае пока. Не знаю – может, позже она и соберётся мне как-то подгадить…
Широкая ладонь отца накрыла мою руку.
– Что бы ни случилось, мы не сдадимся, – сказал он. – И попробуем что-нибудь сделать. Обещаю.
…Раздался звонок, и я вынырнул из омута воспоминаний.
– Внимание, начинаем инструктаж… – стала зачитывать по бумажке педагог-наблюдатель.
Я усмехнулся про себя и мысленно настроился на математику.
Вот и проверим, насколько этот ваш ОГЭ отличается от ГИА…
Но опять – какая разница? Как буквы ни крути, смысл всё тот же.
Да и зачем думать об этом? Молчи в тряпочку, Жумакин, и решай задачки. Сейчас это именно то, на чём ты должен сосредоточиться.
Потому что до гонок ещё больше недели.
Глава 7
Пятница, 5 июня 2015, под Волоколамском
Прохладный ветерок лизнул мне лицо и разлохматил волосы, но затем притих, уступая дневному теплу временно одолженное место.
Я стоял у конца пит-лейна около самого ограждения и, пристроившись с краю барьера из щитов, с улыбкой до ушей смотрел на пустующую старт-финишную прямую.
Эх, раньше, помнится, любил я осенний дождь и зимние сугробы, а своё сибирское лето терпеть не мог, как суп недельной давности. А теперь – радуюсь хорошей погоде, причём хорошей не в моём прежнем, а в общепринятом понимании. Плохой погоды не существует; стоило ли перемещаться в чужое тело на шесть лет в прошлое, чтобы понять это?..