Наш дом стоял на отшибе вымирающего городка. Чтобы добраться до асфальтированной дороги, нужно было пройти через лес примерно два километра по петляющей дорожке. Подъезд к дому давно зарос высокой осокой, у родителей машины не было, да и знакомых или других людей, которые могли бы приехать к нам на машине, тоже не имелось. А все, что долгое время не используется человеком, возвращается в лоно природы, уж так устроена жизнь.
Сестра с самого детства брала меня с собой гулять в лес, так, по крайней мере, она мне рассказывала. А я помню тот особенный день, когда мы бродили среди солнечных лучей, которые пробивались меж листьев деревьев, словно пушистые золотые птицы. Мы играли в «поймай лучик», улыбаясь, бегали по лесу, потом вышли на затерянную в глубине леса поляну. Сестра сказала:
— Хочешь, покажу фокус?
Улыбка просияла на моем лице, хотя мне тогда было неизвестно, что такое фокус. Но у меня всегда было безграничное доверие к сестре. Это чувство живет во мне по сей день, пусть с тех пор прошел уже не один десяток лет. И конечно, мне очень хотелось узнать, что такое этот самый фокус.
— Скажи «да», повторяй за мной: да-а-а.
Ее голос звенел, как ручей, к которому мы иногда ходили, а улыбка согревала. Она и сейчас согревает меня самыми темными ночами, отвлекая от мрачных мыслей и поступков.
К пяти годам мной так и не было произнесено ни одного слова, так, мычалось что-то на своем языке. Но отцу и матери было не до меня, только сестра пыталась привить мне человеческую речь и другие человеческие качества. Не знаю, насколько у нее это получилось.
Я помню свои попытки выдавить из себя нужный звук, но после очередной неудачи следовал кивок, который четче выражал мысли.
— Ничего, скоро получится, — сказала сестра и взяла меня за руку. — А теперь нагнись и загляни под красивые резные листики, вот эти, вдруг там что-то есть?
Она всегда умела сделать из будней праздник, из тяжелых ежедневных обязанностей — игру, увлекательную и интересную.
Мы, широко раскрыв глаза, заглянули под зеленые листья, и нам открылась сокровищница. Спрятанные от всех висели маленькие красные ягоды. Сестра сорвала одну и дала мне попробовать. Ягодка была сладкая и душистая. Даже сейчас я помню этот неповторимый вкус земляники. Никакой фрукт и никакая другая ягода не сравнится с этими маленькими красными жемчужинами. Мы ползали на коленках, заглядывали под листья и собирали их в ладошки, а потом закидывали сразу по несколько в рот. На одной ягоде сидел блестящий жук, их постигла одна судьба. Что-то твердое оказалось на моем языке, жужжащее и движущееся. Рот мой с воплем распахнулся, пытаясь избавиться от незваного гостя. Сестра рассмеялась и сказала, что лучше жучков не есть, но и страшного в этом ничего нет, после чего вытерла мне язык краем платья и протянула самые крупные ягоды, которые собрала.
Они были такие вкусные, пахли конфетами и ее заботой. Дома у нас никогда не водились сладости из магазинов, на это просто не было денег, но лето баловало ароматными дарами. Через дорогу от нашего дома скрывался среди елей заброшенный фруктовый сад. Ветви деревьев сгибались под весом яблок, персиков, абрикосов и слив. Мы — спасители — освобождали ветки от тяжести, и в награду нам доставались сочные, сладкие, наполненные солнцем плоды. Помню, как персиковый сок сбегал дорожками по ладоням, мы громко смеялись, облизывая пальцы и руки до самых локтей.
Каждый день мы уходили с сестрой в лес, собирали грибы, ягоды и плоды, рвали травы, чтобы положить в салат и заварить чай. Ты знаешь, что молодые листья одуванчика вкусны и вполне съедобны? Впрочем, откуда тебе знать.
В еловом пролеске, который клином распарывал лиственный лес, мы собирали шишки для растопки печи и для коптильни, на которой отец готовил пойманную в реке рыбу. Рыба шла в основном на продажу или отцу с мамой, нам с сестрой она доставалась только по праздникам. Но мы не расстраивались, к рыбе и мясу были абсолютно равнодушны, предпочитая лесные плоды или овощи, выращенные на огороде.
В тот год осенью сестра пошла в школу. Каждое утро мы вместе добирались до асфальтированной дороги, возвращаться мне приходилось уже без нее. Часы без сестры были самыми грустными и одинокими, мне оставалось только рисовать палкой на земле всякие загогулины, рассматривать букашек в траве, бродить вокруг дома. Или, как верному псу, сидеть на крыльце и ждать ее возвращения. Сестра взяла за правило, сделав домашнее задание, час уделять занятиям со мной. Мне доставляло удовольствие быть ее тенью, сидеть рядом с ней и наблюдать, как она что-то пытается писать в тетради или решает задачки, слушать, как она читает вслух, особенно стихи. Мне лично учиться не хотелось, это же не сравнится с прогулкой по лесу или купанием в реке. Но она так радовалась, когда у меня получалось выговаривать более-менее понятные звуки, а потом и слова, или, когда мне удавались наипростейшие вычисления на пальцах. Ее похвала рождала во мне щенячий восторг и пробуждала желание учиться, стараться, запоминать все подряд. Мне хотелось делать ее счастливой, рассказывая ей о проделанной мной «важной» работе. Мои рассказы всегда вызывали у нее улыбку и смех, дружеский отклик, сестринское умиление. Это была чудесная осень, когда она научила меня говорить и привила любовь к знаниям.