Она вернулась и села на свое место, в это же время Расмус услышал, как пиликнул телефон, извещая о поступившем сообщении.
— Читай, это же так важно для тебя, — произнесла безнадежно Иллая.
Ален открыл сообщение и не поверил своим глазам. И тут же он почувствовал резкую боль в бедре. Детектив в ступоре посмотрел на свою ногу, из которой Иллая вытаскивала иглу шприца, а потом поднял взгляд на ее спокойное лицо. Она смотрела на него все так же мягко, поправляя выпавшую из-за уха кудряшку, и улыбалась, приподняв левый уголок губ.
Глава 44
На отшибе. Отец
Когда роды закончились, одна из женщин позвала меня в дом. Я на нетвердых ногах поднялся на крыльцо, прошел прямиком в нашу спальню и увидел лежавшую на кровати измученную Люси. Еще одна женщина держала на руках маленький живой грязный комок плоти.
— Ну что? — спросил я.
Женщина с радостной улыбкой сказала:
— Это девочка, такая прелесть.
После этих слов пол затрясся у меня под ногами, и я рухнул.
Девочка, опять девочка, опять не моя! Я был уверен, что моим ребенком может быть только он, только мальчик. В моем доме опять появился подкидыш, плод ее разгульной жизни. Я зарычал диким зверем и швырнул в стену стул, который попался мне под руку. Женщина вздрогнула и крепче прижала к себе маленький сверток.
— Положи на кровать, — прорычал я.
— Но… — хотела что-то сказать она.
Если бы она стала мне перечить, я бы швырнул о стену и ее. Наверное, она это поняла по моему взгляду, поэтому просто положила сверток на кровать и шмыгнула в дверь.
— Опять, значит? — спросил я Люси. — Опять девка?
Она только устало пожала плечами.
— В моем доме больше не будет девок, ты слышишь?! — заорал я.
Она только отвернулась и посмотрела в окно.
— Значит, ты не в силах создать мужика, — вот что Люси посмела мне тогда сказать.
Я метнулся к ней, схватил за ворот рубашки и хорошенько встряхнул, а потом прорычал:
— Это не мой ребенок.
Она не ожидала от меня этих слов, хлестнула по щеке холодной влажной ладонью. Я отпустил ткань, и Люси упала на кровать. Она с ненавистью посмотрела на меня, а потом на ребенка.
— Может, это к лучшему, — сказала она обессиленно.
Она даже не отрицала, не пыталась меня переубедить. За последние годы я ни разу не заставал ее с другим мужчиной. Но подозрения остались, они основывались на нашем прошлом. Иногда на больших пьянках я, отлучившись куда-то, возвращался и не находил ее в толпе, потом она появлялась с кем-нибудь как ни в чем не бывало. Или было множество ночей, когда я просто напивался и засыпал, где придется. Что она делала в это время, я тоже не знал. Она всегда умела находить возможности удовлетворять свои низменные дикие желания, но без меня.
Ну так вот, в тот день я ненавидел себя, но еще больше я ненавидел их, всех троих. Я сидел на полу и жалел себя, утирая горькие слезы. Почему даже самое простое мое желание иметь сына, она и то не смогла исполнить? И тут тишину комнаты разорвал плачь нового создания, которое я уже ненавидел.
— Если ЭТО останется в нашем доме, ты будешь растить его как сына, поняла? — сказал я, вставая с пола.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, морща нос, словно презирала меня, презирала каждое мое слово.
Я наклонился к ней и медленно, выплевывая горькую слюну, произнес:
— У нас родился сын.
— Но…
— Заткнись. Или это сын, или убери это с моих глаз, избавься от нее, поняла? — рявкнул я.
Она замолчала. Она знала, что с этого дня ее мнение больше не имеет для меня никакого значения. В этом доме будет только так, как скажу я.
Я вышел из дома и продолжил отмечать рождение сына.
Через неделю, когда Люси окрепла, мы взяли с собой сверток с новорожденным и пошли в город. Там мы нашли ветхое здание в два этажа, где, как нам сказали в городской больнице, регистрировали новых членов общества. Взяли заявление и заполнили его. Ее рука дрогнула над пустым квадратом «пол», я выхватил ручку и сделал это за нее. Официально родился мальчик по имени Александр. Старая уставшая женщина попросила справку из больницы, но мы пояснили, что роды были дома и мы никого не вызывали. Она тяжело вздохнула, посмотрела на нас неодобрительно, но заявление зарегистрировала. Она даже не заглянула в сверток, который мы принесли. В этом городе, как и в большинстве мелких умирающих городов, всем было плевать на жизни других. Никого не интересовало, кто рождался и кто умирал. Мы были лишними бумажками, которые им приходилось раскладывать.