Мы разулись, и она начала раздеваться, но я, очнувшись, резко сказала:
— Стоп, стоп, не надо.
Она удивленно посмотрела на меня.
— Есть хочешь? — спросила я.
Она кивнула.
— А пить? Колу? Чай?
— Кофе с коньяком, если можно, — промямлила она, потупив взгляд.
— А как заказать? Надо вернуться в бар? — спросила я, мои руки тряслись, во рту пересохло.
— Я позвоню, — сказала она.
Кому-то позвонила, заказала картофель фри, мне — чай, себе — кофе с коньяком.
— Может, шампанского? — спросила она, но я отказалась, алкоголь я не пила вовсе, да и было не до шампанского.
Через пять минут нам принесли на подносе наш заказ. Мы придвинули тумбу к середине кровати и поставили на нее еду и напитки. Она молча поглощала картошку, запивая кофе, а я пыталась протолкнуть в себя горячий чай.
— Сколько тебе лет? — спросила я.
— Восемнадцать, — с полным ртом проскрипела она детским голосом.
— Не похоже, — констатировала я.
— Ты что, из полиции? — испуганно спросила она.
— Ну уж нет, — бросила я.
Она улыбнулась, потом дожевала картошку, допила одним большим глотком кофе и спросила:
— Что хочешь? Что мне сделать?
Я замерла от ее вопросов. Просто остолбенела, потерялась.
— Хочу поговорить, — выдавила я.
— Просто поговорить? — удивилась она. — Мне нельзя разговаривать с клиентами. Меня накажут.
— Но это же мое желание, пусть накажут меня, — уверенно сказала я.
Девчонка ухмыльнулась.
— Желание клиента закон, — согласилась она и залезла с ногами на кровать.
Я сделала тоже самое. Потом легла на свою половину и уставилась в потолок.
— О чем хочешь говорить? — спросила она, уже лежа рядом.
— О тебе. Только без вранья, начистоту и шепотом.
Она ничего не ответила, но я знала, что она кивнула.
— Возраст, имя, история, — начала я.
— Четырнадцать, Рая, история, как у всех. — Она втянула носом воздух. — Тебе не понять в твоей безупречной жизни, как другим приходиться выживать. — И снова втянула воздух.
— Двадцать, Иллая, у меня далеко не безупречная жизнь. Если бы ты только знала, какое у меня было детство, — спокойно произнесла я. — Где твои родители?
— Дома.
— Почему ты тут?
— Потому, — резко обрубила она.
Я молчала, и она молчала.
— Как давно?
— Сто три дня.
И снова мы лежали и молчали. Что я могла ей сказать? И каких слов я ждала от нее? Через какое-то время, она сказала, что скоро закончится оплаченное время, и нам лучше смять кровать, чтоб хозяин не задавал лишних вопросов. Мы стащили одеяло и смяли руками, а потом ногами — простыню. Она улыбалась, а я нет. Внутри просыпался старый монстр, тот гнев, который эти пять лет я пичкала снотворным и обезболивающим. В конце, когда мы уже обувались, я кинула:
— Я ищу сестру.
— Как ее зовут?
Я замерла, уже много лет не произносила ее имя, хотя постоянно искала. Поиски на разных сайтах в Сети, ничего не дали, еще я просмотрела все адресные книги нашего города и близлежащих, но тоже без результатов. Я искала ее в списках школ и университетов, колледжей, приютов. Но ни одного следа, ни одного отпечатка. Я знала, что домой она ни за что не вернулась бы, скорее всего, просто очень хорошо спряталась. Прятаться она умела. А может, поменяла имя, как я. Это было в ее духе. Если она придумала имя мне, то себе, наверняка, тоже подобрала. Но я даже представить не могла, какое.
— Ее зовут Сирена, — сказала я.
Она кивнула. Потом вернулся тот противный тип и проводил меня к выходу. Я хотела сказать ей, что вернусь, но мои губы остались сжатыми.
Глава 46
На отшибе
Я медленно шла в сторону общежития, оставалось пройти студенческий сквер, и вот мой новый дом. И тут в темноте у толстого дуба увидела тень. Я замерла. Тень стояла, прислонившись к стволу, и я видела только ее очертания, до боли знакомые очертания наклона головы и положения ног. Это не могла быть она, просто не могла. Но что-то внутри кричало и рвалось к тени. Я подошла и почувствовала ее запах. Это была она, все такая же тонкая и хрупкая, со светлыми волосами-паутинками и ясными глазами. Я стояла, впитывая ее очертания, а из глаз текли слезы.