— Папа купит мне флажок, — самодовольно сказал Дима. — И наша колонна пойдёт ближе всех к Мавзолею.
— Счастливый ты!.. — снова вздохнул Саша.
Ему стало грустно. А грустить Саша не любил. Он любил радоваться и удивляться жизни. Вот и сейчас он окинул взглядом знакомый переулок в надежде найти что-нибудь такое, чему бы он мог обрадоваться.
— Знаешь, мне вчера приснился смешной сон, — медленно, словно припоминая, начал Саша, и на лице его вновь появилась улыбка. — Будто плыву я на корабле по синему-синему морю, и вдруг над кораблём — стая летающих рыб, золотых, серебряных, красных… Понимаешь, машут себе плавниками, как крылышками, и летают над кораблём. Я схватил удочку, закинул её в небо, будто в воду, и стал ловить. Много уже наловил, как вдруг крючок зацепился за мачту. Я дёрнул — и сразу проснулся. Смешно, правда?..
— Смешно… — серьёзно подтвердил Дима, а сам думал о том, почему ему всю ночь снились два скучных бассейна из задачника по арифметике: серая вода лениво переливалась из одного бассейна в другой. Вдруг он пристально взглянул на Сашу. — А море было очень синее? — спросил он со странным выражением.
— Синее-пресинее, вот как небо сейчас! — подтвердил Саша.
— Рыбы золотые, серебряные… Какие ещё?
— Красные, розовые…
— А серо-буро-малиновых в крапинку не было?
— Не было…
— То-то и оно, что не было! — злорадно сказал Дима. — Ничего не было: и рыб не было, и моря не было, и сна не было.
У Саши задрожали губы.
— Почему? — спросил он тихо.
— А ты разве не знаешь, что сны у людей серые? То-то и оно! Сны всегда серые, хоть у папы спроси, а ты… ты просто врунишка и загибала!
Саша подавленно молчал.
— Теперь я всё про тебя знаю! — с торжеством продолжал Дима. — Это ты измазал хвост Карнаухому!..
Карнаухий, белый с коричневыми щёчками двухмесячный щенок, терьер, вот уже несколько дней ходил с измазанным фиолетовыми чернилами хвостом. Виновника обнаружить не удалось. Саша выдвинул смелую теорию, что виной тому голуби, которых бабушка кормила хлебными крошками на подоконнике. Голубь толкнул створку окна, створка сшибла чернильницу, а чернильница, падая, плеснула на хвост Карнаухому, который постоянно тёрся около окна.
— Нет, честное пионерское! — с жаром воскликнул Саша.
— Во-первых, ты ещё не пионер, — рассудительно сказал Дима, — и не будешь им, пока… — он усмехнулся, — пока тебе снятся цветные сны. А во-вторых, ты нарочно измазал ему хвост, чтобы придумать про голубей и показать, какой ты умный!..
Дима не был великодушен в своём торжестве: Саша в тот же день узнал, что прозвище «Загибала» прочно утвердилось за ним во дворе. Домашние также не проявили снисхождения к мальчику, уверяющему, что ему снятся цветные сны.
— Мы сами виноваты, — сказала Димина мама: — он привык, что все восхищаются его выдумками.
— Пусть выдумывает, сколько его душе угодно, — сказала Сашина мама, — только не надо выдавать свои фантазии за правду…
И только Карнаухий с прежним доверием тёрся о Сашины ноги. Глядя на его фиолетовый хвостик, Саша в смятении думал:
«Может быть, в самом деле это я испачкал ему хвост?..»
Словом, день не принёс Саше радости. Зато ночь щедро вознаградила его за все испытания. Саше приснилось, будто отец прилетел со своей льдины и спустился на парашюте прямо во двор.
«Я боялся опоздать на демонстрацию», — сказал отец и, взяв Сашу за руку, вывел его на улицу, в праздник. У Саши зарябило в глазах от праздничной толпы, от блеска синего-пресинего неба в белых барашках облаков, от сверкающей меди труб, от жарко полыхающего кумача знамён и плакатов, от рвущихся в небо голубых, синих, зелёных, красных шаров. И в руке у него был красный флажок, а на груди — что ни говори Дима — развевался настоящий пионерский красный галстук! А рядом гордо шагал Карнаухий, задрав кверху куцый фиолетовый хвост…
Кнут
Всё было чуждо и враждебно мне в сумятице сельской жизни, когда я десятилетним мальчиком впервые жил в деревне.
Кланя, дочка хозяев, из сил выбивалась, чтобы облегчить мне существование в незнакомом мире. Она выбирала самые лёгкие тропинки для прогулок. Вскарабкивалась на деревья и набирала полный подол яблок и вишен. Раздвигала колючие ветки, когда мы лазили за цветами акации. Криком отпугивала коров, если нам встречалось стадо. Но всё было бесполезно. Я сшибал пальцы о невидимые корни, ветки, казалось, выхлёстывали мне глаза, куры расклёвывали царапину на ноге, и даже мирный бычок, едва завидев меня, угрожающе опускал голову с шишечками рогов.