Еще по дороге в Сибирь затеял Перельмутр утопить Благовещенск в казачьей крови. Приехал, сразу же подчиненным убойную цифру назвал: десять тысяч трупов – не меньше! Сам вооружился ремнем – ходил по кабинетам, хлестал допрашиваемых почем зря. Заодно обучал неумёх премудростям палаческого ремесла: «Спички у арестованного есть в кармане, дома есть керосин – значит, диверсант». Или: «Пиши ему, что он имел задание организовать шторм в Тихом океане, все равно эти протоколы никто читать не будет». Казаки с ходу соглашались подписать любую дурь: о зверских побоях уже наслышались в камерах. А Перельмутр зверел с каждым днем: мало ему крови, мало – еще подавай! А когда ворвались к нему в кабинет чекисты и обраслетили запястья наручниками, никак не мог понять, что случилось: «Вы таки взбесились, да?» Ему: «Сам взбесился, черт проклятый!»
Заметался по камере Перельмутр, зацарапал стены ногтями, стал кричать надзирателю:
«Что, – говорит, – вы хотите меня расстрелять, давайте, говорит, мне бумаги, чернил и ручку, я буду писать, обо мне знает, говорит, все прокурор, дайте, говорит, мне сюда следователя Веселова, я сейчас все ему расскажу» [7].
Как пришел следователь Веселов – пустил Яков Ефимович слезу, чуть ли не на коленях ползал, вымаливал пощаду. Унижался, хитрил, изворачивался. Не помогло: слишком много крови пролил он за свою страшную жизнь.
На суде стоял будто каменный. Говорил каким-то глухим, загробным голосом:
«Нет, я ранее был Перельмутром Яковом Ефимовичем, а теперь я уже Шелест Николай Александрович. У меня сейчас нет лет. Шелестом я стал с того момента, как прошел через кровопуск. Фамилия моего отца Перельмутр. Я родился в Чуднове. До ареста, очень давно, когда-то я работал начальником УНКВД в Благовещенске. У меня нет родных… Карпенко я знал по работе в Ленинграде. Фамилию Шелест не я изменил, а злые духи, которые мне сказали, что ты уже не Перельмутр, а Шелест, – вот я теперь и Шелест. Меня уже судили один раз и приговорили к расстрелу. Меня расстреляли, я уже прошел через кровопуск, и я теперь нахожусь перед Страшным судом, и не на земле, а на втором этаже» [8].
Согласно казенной бумаге, его расстреляли 17 марта 1940 года. А может, в действительности расстреляли не его, Перельмутра, а Шелеста? Может, жив-здоров Яков Ефимович, числится под другим именем-отчеством, ходит на службу, брызжет слюной на митингах, скандируя: «Долой!»? И чудится: белой ночью идет-бредет по Петербургу чудище Перельмутрище, таится в пролетах арок, шарахается от резкого фарного огня, идет-бредет по Лиговке мимо Перцова дома, где когда-то жил, по Литейному, где когда-то работал…
1. Справка от 15.10.1938 г. (архивное личное дело Перельмутра Я.Е. № ХС-4155).
2. Справка от 13.12.1926 г. (там же).
3. Аттестация от 13.03.1926 г. (там же).
4. Показания Карпенко П.И. от 27.09.1937 г. (архивное следственное дело на Перельмутра Я.Е. № Н-15018).
5. Показания Смоктуновича А.И. от 05.03.1939 г. (там же).
6. Показания Болотина В.Г. от 14.04.1941 г. (архивное следственное дело на Болотина В.Г. № 807561).
7. Докладная надзирателя Сутягина от 11.01.1939 г. (архивное следственное дело на Перельмутра Я.Е. № Н-15018).
8. Протокол судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР от 15.02.1940 г. (там же).
Моонзундский герой