Ветер растрепал волосы девушки, но ей было все равно. Ее мысли унеслись вдаль, пытаясь отвлечь хозяйку от произошедшего. Гермиона думала о том, что, если бы не письмо шесть лет назад, она бы никогда не оказалась в столь чудесном месте. Она бы никогда не познакомилась с Гарри и Роном. И, хотя они были теми еще болванами, она любила их. Она никогда бы не взяла волшебную палочку в руки и не прочитала бы столько увлекательных книг о магии. Девушка вздохнула.
Вот бы у меня отросли крылья, и я могла улететь далеко-далеко. Куда только захочу. Я бы побывала в самых удивительных местах волшебного мира, узнала бы столько нового, а потом взахлеб рассказывала бы обо всем друзьям. Друзьям? Какие же они идиоты…
И слезы опять подступили к глазам. Но Гермионе не дал вновь погрузиться в свои мысли голос того, кого она хотела видеть здесь в последнюю очередь.
— Что я вижу? Грязнокровка решила покинуть наш бренный мир. Рад, что в Хогвартсе станет меньше грязи, — она не оборачивалась, но чувствовала эту гадкую ухмылку на его лице.
Гермиона не хотела, чтобы этот хорек увидел ее слезы и подумал, что она плачет из-за его слов. Это слишком сильно потешит его самолюбие. Обзывательства с его стороны она стала воспринимать, как подобие приветствию, поэтому, как можно спокойнее, ответила:
— Ты все еще не захлебнулся своим ядом. Удивительно, Малфой.
Она услышала приближающиеся шаги и после увидела боковым зрением, как он остановился у противоположной стороны перил. Слизериниц подобрал чудесный момент подоставать ее, чудесно. Браво, Драко. А теперь можешь сгореть в аду.
Гермиона мысленно приготовилась к словесной перепалке, но он молчал, что было очень странно. На короткий миг девушка подумала, что это и вовсе не он, и бросила быстрый взгляд в его сторону. Платиновые волосы, идеальная осанка, зеленый свитер с гербом ненавистного факультета. Одной рукой он оперся о перила и с силой сжимал их так, что белели костяшки. Его взгляд был направлен вдаль, словно ее здесь и не существовало. Как грязь может привлечь аристократа? Гермиона закрыла глаза. Драко Малфой стоит в трех метрах от нее и молчит. О, Мерлин! Кажется, сейчас Салазар Слизерин в гробу перевернется. Если бы она не была морально истощена, она бы, конечно, отпустила пару едких замечаний в его сторону. Но сейчас гриффиндорке хотелось только стоять на ветру и не думать ни о чем.
— От тебя воняет, — спустя минуту лениво сказал Малфой, поморщившись.
— Так отойди, — Гермиона пожала плечами. Кажется, он пришел в себя.
— Ты сегодня не словоохотлива, — хмыкнул он, по-прежнему глядя в сторону леса. — Что, Грейнджер, рядом нет дружков, чтобы повыделываться?
Гермиона стиснула зубы и развернулась к нему. Вот и почему он не может просто свалить отсюда?
— А тебе поговорить больше не с кем? — в тон ему ответила она, пытаясь проследить за его эмоциями, но видела лишь равнодушие и, быть может, легкую насмешку.
— А, может, и не с кем, — Малфой повернулся, посмотрев девушке прямо в глаза. В левой руке он сжимал бутылку огневиски, которую Гермиона не замечала до этого.
«Неужели я притягиваю потенциальных алкоголиков?» — подумала она, закатывая глаза. Теперь понятно, почему он такой странный.
— Ты пьян, — обреченно вздохнула Гермиона. Про себя она отметила, что он выглядит очень устало и как-то потеряно.
— Пять очков Гриффиндору за очевидные факты, — он сделал глоток, даже не поморщившись. Запустил руку в волосы и растрепал их, глядя куда-то в пол.
Девушка не удержалась от колкости.
— Что, Малфой? Грустишь из-за проигрыша? — она чуть прищурилась и отошла к стене, облокотившись на нее спиной и ожидая его желчного ответа, но он будто не услышал ее слов.
— Да, я пьян, Грейнджер, — он начал проедать ее взглядом своих серых глаз, — а еще, знаешь? Я чертовски заебался от жизни, — он медленно приближался к ней, пока его свободная рука не оперлась на стену справа от ее головы. Гермиона встретилась с его прожигающим взглядом и невольно вжалась в стену. Ей не было страшно, но за все шесть лет совместного обучения, он, наверное, впервые был так близко к ней. Она чувствовала его дыхание и запах алкоголя. Но бежать не хотелось, ей было интересно, что будет дальше. Таким слизеринца она еще никогда не видела. Одно то, что его сейчас не трясет от отвращения при ее близости вводило девушку в ступор. Гриффиндорка и не заметила, как Малфой вытеснил из ее головы все прочие мысли, но он продолжал. — Так заебался, что стою сейчас здесь с тобой, грязнокровкой, — он словно выплюнул это слово, — и даже не чувствую рвотных позывов. Что само по себе ненормально, понимаешь?
Гермиона неожиданно для самой себя засмеялась. Нет, мир точно сходит с ума.
— Это к лучшему, рвоты мне на сегодня хватит.
Драко недоуменно уставился на нее, кажется, он ожидал совсем другой реакции. Но отходить не стал. Лишь изучал лицо девушки, бегая по нему пристальным взглядом. Гермиона пробормотала:
— Гриффиндор заотмечался…
И тут же одернула себя.
Зачем?! Зачем я говорю с ним? Это же Малфой! А если он расскажет кому-нибудь из профессоров? Что я вообще делаю?
Драко отвел взгляд и усмехнулся, убирая руку.
— От Уизли я большего и не ожидал.
— Откуда ты знаешь? — тут же выпалила Гермиона.
— Я не такая заучка, как ты, Грейнджер. Но я не тупой, — он сделал еще один глоток огневиски и встал рядом с Гермионой, подпирая стену. — Мальчик-который-выжил слишком сдержанный, а кроме них двоих тебя никто не волнует настолько, чтобы в бешенстве сбежать в Астрономическую башню.
Он говорил спокойно, будто рассуждал о погоде. И девушка поразилась тому, насколько этот человек ее знает. Вернее, их всех. А еще она была в абсолютном недоумении от того, что стоит сейчас так близко к Малфою, однокурснику, которого она ненавидела столько лет, что чувствует тепло его руки своим плечом. Что спокойно говорит с ним, не поливая грязью, и, о, Мерлин, улыбается. Это все нервы.
— А ты не такой отвратительный, когда пьяный, — Гермиона проговорила прежде, чем подумала, и мысленно молилась, что он не будет припоминать ей эту фразу до конца учебного года. Но Малфой наиграно прикоснулся к подбородку, изображая задумчивость, и наконец выдал:
— А ты не такая грязная, когда я пьяный.
Он сказал это без тени злости или презрения, но в своей вальяжной манере.
— Нет, мне показалось.