Улей. Вход — узкая щёлка, называемая летком. Двести ульев, двести летков. Над каждым вьётся облачко пчёл. Беспрестанно пчёлы садятся на прилётную доску, наклонно идущую от земли к летку. Это как бы аэродром.
Володя с Леной о чём-то спорят — я не слышу: с непривычки страшно идти по пчелиной территории. Как по минному полю!
Володя начинает открывать улей. Снимает квадратную железную крышку. Из-под неё — подушку. Самую обычную подушку — она предохраняет улей от слишком горячего солнца. Потом осторожно снимает слой материи — это как бы потолок улья. Всё, открыто!.. Но ничего страшного не происходит. Лена отправляет в улей струю из дымаря, и пчёлы тотчас облепливают соты.
Теперь можно всё хорошенько рассмотреть. Улей — это разборный дощатый ящик, внутри которого в ряд подвешены рамки, сбитые из реек. В рамках пчёлы лепят свои соты.
Володя вынул одну такую рамку. Она величиною была примерно с эту вот книжку… И вся чёрная от пчёл! Вид у них был жутко сосредоточенный.
Раньше, многие сотни и тысячи лет назад, пчёлы жили в лесу. И вот у них постепенно за эти долгие годы появилась такая привычка, или, ещё говорят, рефлекс: как почувствуешь запах дыма, поскорей выпей мёда на дорожку и беги. Потому что нет в лесу страшнее бедствия, чем пожар.
Этим пчелиным рефлексом и пользуются пасечники. Пустят в улей струю — пчёлы тотчас на соты. А потом можно спокойно работать.
Володя вынул другую рамку. Она была чистая от пчёл.
— Здесь, видишь, медовых сотов нет, — сказал Володя. — Это рамка с детвой.
А я, уже кое-что читавший про пчёл, знал, что детва — это пчелиные личинки, будущие пчёлы… Из некоторых ячеек высовывались головки молодых уже «совсем готовых» пчёлок.
Они тоже учуяли запах дыма и хотели бежать, но выбраться не могли, не хватало сил до конца разгрызть восковую крышку. Вот страху-то небось натерпелись! Я от сердца пожалел их.
Больно
И здесь меня ужалила пчела. Она села мне на руку, я невольно вздрогнул. Пчела слетела. Но тотчас села опять, я махнул рукой что есть силы.
— Не маши! — крикнул Володя.
Но поздно. Как коршун пчела кинулась на меня — хлоп! Я увидел крохотную ранку и чёрную точку жала. Под кожей стала растекаться красная клякса.
Оказывается, здесь тоже работает рефлекс, только не пчелиный, а наш. Впрочем, не только наш. Так же и медведь поступит, и обезьяна, и кошка — всяк, на кого села пчела. Мы непременно постараемся её прогнать — пчёлы так и распознают своих врагов. А стоит только одной из них выпустить яд — другие сразу это чуют… И тогда уж берегись!
Ох, как трудно научить себя не дёргаться, не бежать. Но всё-таки можно. Можно страх пересилить.
Это было через несколько дней. Лене для опыта нужно было два десятка молодых пчёл. Я вызвался ей помочь.
Открыли улей, я подымил…
— Ну чего ж ты, доставай рамку, — сказала Лена. С упавшим сердцем я запустил руки в улей — страшно было несказанно. Вынул кишащую пчёлами рамку. Они сосали мёд и… такой звук от них исходил, я всё никак не мог вначале сообразить… Пожалуй, так шипит раскалённая сковородка, на которую попадёт вода.
Тут я увидел, что у меня на указательном пальце сидят три пчелы и как-то подозрительно водят усами, топочут ножками. О, как хотелось мне бежать! Или хотя б дунуть на этих пчёл.
— Лена! — сказал я отчаянным шёпотом. — Меня хотят укусить.
— Не укусить, а ужалить, — объяснила Лена. Сама она в это время голыми руками брала пчёл, осматривала их и сажала в специальные клетки или отпускала назад. — Я ж тебе уже говорила: у пчёл зубов нету. — Наконец она мельком глянула на «моих» пчёл: — Не думают они тебя жалить, они чистятся. Не трусь!
НАСТОЯЩИЙ ПЧЕЛЯК
Я считаю укусы, как бойцы считают раны. «Пчеляки» надо мной посмеиваются.
— Это тебе пока везёт, что на хорошие ульи попадаешь, — говорит Володя. После обеда мы сидим с ним на крылечке. — А бывает: только откроешь, они разом на тебя как ахнут… А уж от нескольких-то жал в день никогда не убережёшься!
В это время на щёку его села муха. Почесала лапу об лапу, перебралась на ухо, постояла, побежала дальше. Володя этого не замечает. Приучил себя не замечать.
Плывут по Нилу плоты
На пасеке режим деревенский. Рассвело — значит, утро, пора на работу. Чуть стемнело — ложимся спать.