Перед Чернобыльской аварией Матушка все говорила: «Будет белая война, много беды будет». Недоумевали мы, что за белая война может быть? А когда беда случилась, сразу все стало понятно.
Привела я к Матушке своего знакомого Ф. Он много помогал монастырям и вновь открывающимся церквям – развозил дорогостоящие строительные материалы. Он стал рассказывать Матушке куда, сколько и что отвез. Матушка несколько раз назвала его «золотой». Я про себя подумала: «Вот какие люди есть, как душу спасают, какие труды несут ради восстановления храмов». Когда возвращались домой, Ф. стал рассказывать, что у него в сарае зарыто много денег и золота. Потому-то матушка и назвала его «золотой». Говорила Матушка: «Девки, по Крещатику не ходите». И когда у главпочтамта рухнули колоны, и погибло много народа, поняли от чего Матушка нас предостерегала. И еще говорила, что Крещатик провалится. Под всем Крещатиком проходит метро, поживем – увидим.
Незадолго до смерти говорила, что только семь лет спокойной жизни будет: «А потом такое будет, такое будет, ужас, что будет! Помоги Господи всем живущим на земле! Война будет, хлеба не будет, но из Киева уезжать нельзя. Кто останется и жив будет и будет работать на госпредприятиях, тот будет получать 200-300 грамм хлеба. На могилку мою ходите. Я сейчас вам помогаю, а потом буду еще больше помогать». 30 октября 1995 года исполнилось 7 лет со дня кончины матушки. Вечная ей память.
Встреча со старицей Агапией Тихоновной Авдеевой (матушкой Алипией)
Мое знакомство с матушкой Алипией произошло неожиданно: я, как и большинство людей нашего времени, пришла к вере через невероятные скорби, страшные болезни и страдания. Одна, мало мне знакомая женщина, видя мои муки, решила мне помочь и сводить к матушке Алипии.
Я с жадностью принимала все, что могло облегчить мои скорби и потому сборы были недолгими.
По дороге к Матушке, моя знакомая меня подготовила к встрече со старицей. Она рассказывала, что Матушка ходит в детской меховой шапочке и зимой, и летом. На груди носит большую связку ключей, просила вести себя очень спокойно, не разговаривать много, а внимательно слушать, что скажет прозорливая, юродивая старица. Слова – старица прозорливая, юродивая были для меня совершенно непонятны как это она все обо мне узнает, если я ей ничего не расскажу о себе, о своих многочисленных бедах?
Но раз меня попросили быть немногословной, я всю дорогу к Матушке обдумывала как покороче излить всю печаль моей души.
Вошли во двор, было много народа, люди сидели и стояли, ожидая прихода, Матушки.
Мы остановились напротив дверей келий. Ждали недолго: двери медленно отворились и на пороге остановилась маленькая, хрупкая, в детской меховой шапочке, в большой черной вязаной кофте, в черных суконных сапожках – Матушка. Я с глупейшим видом смотрела на Матушку и вдруг у меня мелькнула циничная мысль: «Ну что можно ожидать вот от такой вот… в детской меховой шапочке?». Все люди зашумели: «Матушка, матушка!» Своими чистыми, светло-серыми глазами Матушка спокойно посмотрела на меня и сказала громко при всех: «Такая молодая, мужа нет и детей столько!» Я остолбенела, мне хотелось провалиться сквозь землю: прийти за утешением и получить такое! Я готова была бежать в лес подальше, но Матушка спокойно глядя на нас сказала: «Идите, идите к столам».
Моя знакомая, видимо тоже немного смущенная такой встречей, вдруг сразу оживилась, взяла мены под руку и повела в сад, где уже были накрыты столы, шепча по дороге: «Все будет хорошо, все будет хорошо, Матушка вас приняла». Но мне было совсем нехорошо.
Обедали, порции хлеба, борща, каши были столь обильны, что в домашних условиях этой пищи мне бы хватило на 2-3 дня. Я сидела низко опустив голову, боясь взглянуть на кого-либо, мне казалось, что моему позору нет предела. Я молча ела все, что мне клали в тарелку, а мне все подавали и подавали. Я не отказывалась, но только удивлялась куда девается во мне такое огромное количество пищи. Вдруг я почувствовала, что мне стало легко, я успокоилась, прекратился трепет под ложечкой, который давно терзал меня.
Стали расходиться. Все по очереди подходили прощаться, Матушка раздавала хлеб. Пришел мой черед подходить под благословение. Неожиданно, какая-то радостная мысль осенила меня и желание оправдаться и я громко воскликнула: «Матушка, а дети-то не мои, это мои ученики!» И снова спокойный голос, глубокий теплый взгляд: «А, школьники, – и добавила, – мертвый ты был и встал!» Я была поражена! Действительно, два года назад я перенесла тяжелую болезнь сердца.