Прокричав троекратное «ура», простившись с вдовой и матерью, ополченцы взяли оружие и по-военному четко и быстро ушли. «Войны-то всего два месяца, а мужики, даже 20-ти летние, как с другой планеты. Их нельзя победить. Их можно только уничтожить. Это не загнанное в окопы «мясо», — думаю я.
Училка встает за моей спиной и говорит: «Может, это и некстати и неправильно, но я за единую Украину». Ее слова словно взорвали мой мозг. Она говорит, что она за единство русского, украинского и белорусского народов. По ее мнению, это один народ и разделять его нельзя. Умом я согласен, но со слов «единая Украина» я вижу, как льется кровь. Они смердят жареным человеческим мясом. Под этим людоедским лозунгом уже погибло столько людей, что говорить их при мне нельзя. Ее рассказ о том, что Сергей в школе выделялся ере-ди других школьников своей отзывчивостью и целеустремленностью, что он герой, что, если получится, то она обязательно сделает в школе мемориальную доску, чтобы дети знали героев Донбасса и учились на их примере любить свою Родину, сгладили впечатление от начала ее речи. «Дело хорошее, слова хорошие, но без «единой Украины» могла бы и обойтись», — думаю я. «Понятны речи, накатанные необходимостью зарабатывать хлеб насущный, но базар фильтровать надо. Конечно, эмоции уйдут и речь ее политически верная. Но уход эмоций люди воспринимают как предательство. Они не хотят, чтобы уходили эмоции, которыми они дорожат, которые являются самой лучшей частью их жизни. Именно эмоции питают чувство самоуважения человека и достоинства. Многие живут сердцем, а не умом. Умом понятно, что Украина должна быть единой. Нужно очистить ее от украинских фашистов, от бандеровцев. В этом я согласен с училкой. Но сердце говорит о том, что это предательство погибших».
Выпили. Сели. Вспомнил, что другая бабушка говорила ополченцам: «Ребята, у вас такие светлые, чистые лица. Видно, что вы боретесь за идею. Победите. Продолжите дело моего внука. Он так хотел, чтобы Донбасс был свободным!»
Встал невысокий, молодой мужчина с наметившимся пузцом, который сидел рядом с учительницей и пятью или шестью одноклассниками. Он школьный друг Сергея. Он говорит, что дороги их с Серегой после школы разошлись. Он пошел в милицию, а Серега по другой линии. «Он с детства, как все мы, любил читать о разведчиках и героях. Но мы просто читали, а он осуществил то, о чем мы все мечтали: он пошел в разведку. А туда берут самых смелых и умных. В разведку боем. Ориентировку на местности. У него все отлично получалось, но…» Выпили. Гости стали расходиться. Подходят к маме, вдове, выражают сочувствие, соболезнование. Прощаются. Официанты, выстроившись в ряд, смотрят на всех, ожидающе. Для них это дежурные поминки, которые отличаются от дежурных свадеб только им заметной разницей. Мы же похоронили часть себя.
Часть нашей идеи. Нашего заединщика и защитника. Не хочется говорить, но жалко до слез, если всех нас, донецких, и наших Героев окончательно похоронят под тоннами украинской и мировой лжи. Я себе этого не прощу.
На сороковины собрались помянуть Кортеса. Вышли покурить. Мимо идет женщина и молча плачет. Школьный друг Сергея остановил, расспросил. Оказалась матерью пленного украинского солдата. Не знает куда идти, что делать, всего боится. Связались с командованием, помогли освободить. Два дня мать пленного жила в квартире матери Кортеса. Говорили о сыновьях. Вернувшись в Житомир, организовала движение матерей против войны на Донбассе.