Как странно. Как странно, вспоминая все это сейчас, осознавать, с каким спокойствием я готовился к поезде на пленэр, работал… Ведь уже тогда я твердо решил ехать ТУДА. Может, даже просто потому, что не знал, как смогу жить дальше, если не поступлю так. Вспоминаю обычный день в начале апреля, перед поездкой. Мы договорились с Лешей Терзовым встретиться в центре, посидеть в кафе, поговорить кое о чем. Мы сидим за столиком, Леша оживленно рассказывает мне про Стрелкова, о позиции РОВСа и вдруг говорит то, что было полной неожиданностью для меня тогда, хотя, конечно, не должно было бы ею быть. РОВС посылает группу добровольцев из числа чинов союза на Донбасс. Долгие дни раздумий, поиски путей, планы вплоть до перехода Деркула вброд, все решается мгновенно, и я немедленно говорю о своем желании ехать. Теперь наступает время удивляться Леше, хотя опять же с высоты своего времени я в моей реакции ничего неожиданного решительно не наблюдаю.
Да. Уже в начале апреля я твердо решил ехать в Новороссию, инстинктивно тянуло больше всего в Славянск, к Стрелкову (тогда я еще, конечно же, понятия не имел, что ехать практически ни к кому другому было нельзя ни в коем случае…). Жребий был брошен, речь теперь шла только о дате поездки. Теперь я, откровенно говоря, удивляюсь тому сосредоточенному творческому состоянию которое не покидало меня тогда. Нет, конечно же, я не «писал как в последний раз», вообще в подобные вещи не верю, просто увлеченно работал, вот и все. И все же удивительно.
Второе мая. Примерная дата нашего отправления — начало июня, впереди целый месяц. Я пью кофе в кафе на Московском проспекте, листаю боевые сводки из Славянска, время уже после 12, один пост, второй, третий… Идет штурм города… В бой пошла бронетехника ВСУ (та самая бронетехника, ввод в бой которой по клятвенным заверениям «первых лиц» государства, должен был быть последней каплей, переполняющей чашу «невмешательства» России в войну на Донбассе…). Кофе допито «на автомате», рассеяно рассчитываюсь и выхожу на воздух. Иду в сторону центра, внутри все трясется. Кажется ни разу в жизни не испытывал я такого нервного напряжения, казалось еще чуть-чуть и случится внутренний срыв. Это был необъяснимый для меня тогда момент, хочется назвать его «переломным». Непонятно, что же «переламывалось»-то? Все уже было решено. Основная дума была: «смогу ли?…» Нет, не уехать, а быть «в огне».
Мысли носятся в голове с бешенной скоростью… Вот прохожу мимо «Достоевской»… и вдруг останавливаюсь перед широкой дорогой — горит красный сигнал светофора (хорошо увидел), несутся потоки машин — рассеяно смотрю по сторонам и узнаю Невский… Второе мая 2014 года, суббота, на всенощную иду в Пантелеймонов-скую церковь, после службы домой. Вечером в Одессе горел Дом Профсоюзов.
Май прошел рассеянно, почти ничего не писал, немного рисовал (наивно пытался перед поездкой улучшить свои, как всегда у меня, запущенные навыки в графике… Апогеем наивности была вязанка карандашей, взятая в поездку и благополучно оставленная в Славянске.) О том мае уже почти ничего не вспомнить… Даже теперь, перечитывая начало заметок, нахожу моменты которые вроде уже забыл… А «аромат» уходит из памяти первым, хотя и через время, нечаянно узнанный, будит воспоминания как ничто иное. Буду же писать, пока «аромат» времени не забылся совсем, оставив голый скелет фактов, фамилий и дат.
Начало июня. Не менее наивные, чем тренировки по графике, тренировки по страйкболу. Докупаю амуницию. На Удельной беру очень надежные, но совершенно не пригодные для активных действий (к счастью, испытать успел на тренировке) тяжеленные австрийские горные берцы. (в поездку в итоге уехал в «юдашкинских»-поношенных, ничего, выдержали). Там же на Удельной купил точно в рост и размер комплект старой «флоры», чему был рад несказанно.
За 1300 рублей получил фактически раритет, который мечтал найти, почти не надеясь — что ж, хоть в этом повезло.
Июнь. Встречи с друзьями, посиделки у меня на балконе с красным сухим вином, либо поздние возвращения домой белой Пе״ тербургской ночью — все беззаботно, никто ни о чем не догадывается.
Впрочем, как сказать «не догадывается». Еще в конце мая я предложил отцу заглянуть в ресторан, выпить вина, да просто поговорить. Простота разговора в итоге свелась к простой постановке вопроса, не более. Я пришел первым, взял бутылку Бушона. Первый бокал незаметно выпит в ожидании, а вот и встреча. Разговор сначала вроде ни о чем, как и могло бы быть при любой другой ветре-че — погода, искусство… сейчас уже честно и не вспомню. Помню только свою фразу: «Я собираюсь ехать на Донбасс» — и… конечно затянувшаяся пауза после. С высоты своего времени я, разумеется, считаю, что говорить кому-то из родных было неверно, но, с другой стороны, учитывая некоторые факторы, я мог и «не рассчитать», что одно дело это реакция человека, как говорится «у телевизора» и совсем другая, когда уже сын говорит: «я собираюсь ехать на Донбасс». Мерил как говорится «по себе». Помню, был спор: с одной стороны — мои 24, с другой — вся мудрость 55-ти. Ясность того, что «все решится не на фронте, а в закрытых кабинетах» против моей физической почти невозможности существовать дальше в мирной жизни, когда обманутый и преданный (уже тогда) всеми «закрытыми кабинетами» русский народ Новороссии каждый день сражается, побеждает и проливает кровь под ударами украинских самостийников. К чему мог привести такой спор? Помню, я бросал какие-то саркастические упреки на тему того, что нужно было мне в детстве читать поменьше «Дроздовцев в огне» (хотя и в правду… чего ожидать от ребенка, которому настолько запали в душу образы героев и даже строчки книги, что, перечитывая ее в сознательном возрасте, они скорее лишь вновь воскресали во всех подробностях, а не «рождались» в сознании вновь?..). Спрашивал, что же говорил прадед своим родителям уходя не то в 15, не то в 16 лет к Юденичу… Через какое-то время разговор сошел на нет, заговорили о чем-то другом. Выходя на улицу, я сослался на назначенную якобы вечером встречу и пошел не на метро. Домой ехали не вместе.