– Я смотрю, вы готовились к моему приходу?– начал Темуджин, спасаясь от тягостных объятий матери, и быстро отстранился. Мужчина должен оставаться сильным не смотря на то, что сердце соскучилось, душа плачет, и чувства рвутся наружу. Не стоит показывать свои слабости на людях.
– Мы собрали около тысячи воинов для тебя.
– Маловато. Я был в этом муравейнике. Тысячей воинов там не управиться.
– Погоди, Темуджин, мы разве не должны попытаться миром решить эту проблему? – Большая Эска не дошла до своего трона, развернувшись на середине зала. Она посмотрела на Темуджина, вопросительно подняв брови.
– Вести переговоры было вашим делом в прошлые времена. Вы разве ничего не предпринимали?
– Мы оборонялись. Кедаи продвигаются медленно. В первую очередь на землю приходят охотники, они проводят разведку местности, за ними пастухи приводят животных на выпас, и только в следующий раз ставят загоны для скота. Если близлежащие племена не вступают с ними в конфликт, они строят хижины, и следом приходят их семьи.
– Да, Таджин прав. Когда стоянка разрастается, они начинают вытеснять местных, – подтвердил слова Таджина Сафуан.
– Все уже изучили эту тактику и осторожно впускают на свою землю пришлых кедаев. И последние двадцать, тридцать лет без боя в наши места не зашла ни одна новая колония. Стычки случаются всё чаще, и сейчас войны, мне кажется, уже не избежать.
– Мы должны попытаться. Направим гонцов к главарям кедаев. И предложим собраться для переговоров.
– Где же?
– Лучше на нейтральной территории. Подумайте. А ты, Темуджин, можешь остаться здесь и потренировать свое войско. Люди все неопытные. Им ни разу не приходилось воевать.
После долгих разговоров, когда солнце уже село за горизонт, в домах зажгли свечи и развели жаркие очаги – клан Большой Эски уселся для трапезы. Дочери Тома и Синеока послушно помогали накрывать на стол и подавать кушанья. Тома поставила перед Тамуджином кувшин с медовухой и села рядом на скамью. Она с аппетитом ела, хитро поглядывая на сводного брата и загадочно улыбаясь.
– Что за взгляд, сестрица?– одёрнул её Таджин.
– А что, брат? – лукаво ответила она и опустила глаза.
Тамуджин засмущался было, да одернул себя: «сестра ведь».
Тома незаметно для всех положила ему на колено руку. Тамуджин вздрогнул. Двести лет не видел он сестры, и теперь задавался вопросом: «Она что, до сих пор не замужем?».
Тома не давала проходу, не отставала днём и ночью, а Темуджин вздрагивал и просыпался по ночам. Уже и мать, не раз отчитавшая дочь за такое недозволительное поведение, заперла её в доме, запрещая покидать свою половину.
– Мама! Почему я не могу его любить? Я не чувствую себя его родней. Да и родня мы лишь наполовину!
– И отец и я против вашей близости. Вы не можете иметь детей. Родственные связи чреваты уродствами для будущих детей!
– Я могу отказаться от рождения детей! Любовь – вот что важно!
– Тебя осудят люди! Кроме того, дорогая, я вижу, что твой возраст не остановился. Ты взрослеешь. Медленно, но верно! А Темуджин всё так же молод, как и двести лет назад! Прости меня, солнышко, еще сотня, другая лет, и ты неминуемо постареешь.
– Кто же виноват? Почему же я вдруг старею, а Темуджин нет?
– Видимо, что-то меняется в моём организме, или животворящая сила ослабела.
– Я хочу быть с ним!
– А ты его спросила?
– Он не отталкивает меня, но и не принимает…
– Что ж, он мужчина. Ему трудно сопротивляться такому напору. Но, думаю, он будет непреклонен! Я знаю сына!
– А меня ты знаешь? Я тоже буду непреклонна!
– Ушай давно просит твоей руки. Назначим же день свадьбы!
– Мама! Ты не посмеешь!
– Почему не могу? Могу! – поставила точку Эска. Она не могла потакать самодурству.
Месяц изоляции Тома выдержала с трудом. Несколько раз ей удавалось бежать. Однажды она выбила дверь и ещё раз чуть не устроила пожарище, пытаясь устроить панику, подпалив покрывало.
Уже и Тамуджин забеспокоился:
– Может не нужно так…сама угомонится, поди, если ей не перечить? Отпусти ты её, мама!
– Не верю, что она угомонится. А ты что так за неё беспокоишься? Что у тебя на уме?
– Ишь! – вспылил он и размашистым шагом покинул мать.
Ночь стояла жаркая, испарина шла от земли, и Темуджин открыл все окна, скинув лишнюю одежду. Спасаясь от жары он размахивал большим лоскутом бересты, на котором писал письмо главарю кедаев. Одна рубаха болталась на нём, и та раздражала кожу, прилипая к потному телу. Белая волчица лежала у ног и дремала, когда занавески резко дёрнулись и в окно проникла быстрая тень.