– А если нет, мама!
– Я слышу сомнение в твоём голосе, когда ты говоришь о любви. Её напор смутил тебя. Взбудоражил твоё естество. А душу? Он затронул душу?
– Будет ли кто-то более подходящий, чтобы скрасить моё одиночество во времени?
– Тома, конечно, проживет ещё долго. Но сможет ли она утешить тебя в своём непостоянстве? Я боюсь, что она покинет тебя, как только ветер подует в другую сторону. Её уход сильно ранит твое сердце. Да и сестра она! Нет смысла затевать всю эту игру! Замужество же успокоит её нрав. Родит дитя и другое, да и угомонится. А у тебя…весь мир перед ногами. Все женщины мира!
– Я и сам в сомненьях. Но…Доверюсь тебе. Хоть всё это и тяжело, – кинул в пространство Темуджин и вышел за дверь, скрывая слёзы, комом стоящие в горле.
На рассвете он пересек реку и наблюдал обряд издали. Всю ночь камлал шаман, окуривал дом невесты. Тому держали взаперти, всю ночь она находилась под неусыпным приглядом девушек. Они пели обрядовые песни, омывали, одевали, подготавливая её к обряду. Дважды она пыталась бежать, порвала нарядный свадебный халат, шитый бисером и речным жемчугом, вонзая в него острый серебряный кинжал. И даже Ушай, влюбленный в неё без памяти, с трудом сдерживал себя, чтобы не уехать прочь, оставив эту затею.
Они сидели посреди шатра на белой оленьей шкуре и шаман после заклинаний и обкуриваний, наконец, угомонил беспокойную невесту. Тома, покрытая светлым покрывалом, находилась в трансе и шаман крепко связал запястья жениха и невесты, навсегда соединив их в одно первыми лучами восходящего солнца.
– Ушай, не беспокойся. Перебесится и снова будет милой с тобой. Нужно лишь потерпеть. Она всегда так рада тебе. Леший вселился в неё вот и беситься. Только ты для неё спасение! – утешала Эска теперь и Ушая. Она рисковала счастьем своих детей, но опыт подсказывал ей правильное решение.
– Я не уверен. Ты и правда, так думаешь, Эска? А если она будет ненавидеть меня потом, корить?
– Ты будешь ей отличным мужем, если перетерпишь все эти капризы, и она станет для тебя хорошей женой! – Эска положила ему руку на плечо.
– Жена должна быть кроткой и покорной! – вскрикнул старый Сагалак, ненароком подслушивающий беседу. Ушай был поздним ребенком, и теперь Сагалак сильно волновался за это своё чадо. Он должен был женить последнего сына, чтобы спокойно наблюдать, как разрастается его род. А потом тихо отправиться вниз по реке, в страну мертвых.
Тому вывели на берег реки в полном убранстве невесты. На ней было три шитых жемчугом халата, один поверх другого, богатое соболье манто. Девушки пели. Звучал кутынь, словно далёкие колокольчики, кумбырса сопровождала эпичное действо в сопровождении бубна, и юноши играли на флейтах-сетылях, раздражая ушные перепонки. То ли тихой грустью, беспокойством веяло от чарующих мелодий, то ли тихой радостью будущих приятных хлопот – не разобрать. Хороводом кружилась молодежь, украшенная цветочными венками, вокруг жениха и невесты, словно птицы грядущего. Что пророчили они? Долго и счастливо? Или предрекали тяжёлую женскую долю, монотонный труд, рождение детей в муках, как обещал господь Бог?
Хмурое лицо молодой женщины в цветочном венке и праздничном наряде предвещало бурю. Она вглядывалась с холма вдаль. Странная фигура маячила на том берегу реки. Она была не одна, фигуры поменьше как солнечные зайчики мелькали у фигуры под ногами. «Не Темуджин ли это?» – подумалось Томе, – Здесь-то его нет». Она приглядывалась, завороженно щуря глаза, и когда вся процессия подошла к берегу, пустить по волнам венки, Тома вдруг бросилась в воду и быстро поплыла. «Темуджин ждёт меня на том берегу! Как я могла не догадаться! К нему…», – думала она. Быстрое течение реки понесло Тому, вращая и дёргая за тяжелые, мокрые кисти соболиных шкур. Богатые халаты тянули ко дну…Ушай, стоявший на утесе, бросился вниз спасать невесту, но река относила её всё дальше. Он боролся с течением и издалека видел, как голова Томы стала заныривать всё чаще и, наконец, не показалась из воды совсем. Он достиг того места, и, выбиваясь из сил, искал свою возлюбленную, ныряя в глубину мутных вод, пока силы не оставили его. Он расслабился и успокоился, медленно уходя на дно полноводной реки.
Когда его вытащили на берег, он уже не дышал. Большая Эска издала громкий звериный вопль, и мир её перевернулся. Она упала навзничь, раскинулась на зелёной траве, как упавшая с неба звезда. Так и осталась лежать без сознания. Тому не нашли. На следующий день её тело вынесло на тот берег ниже по течению.
Не в силах вынести всё это, Темуджин, немедля ни дня, собрал все вверенные ему войска, несколько обозов продовольствия и медленно пошёл к Енисею. Душа его плакала, но груз, тяготивший его прежде, спал как ночной морок, уносясь прочь в утренних лучах летнего солнца, жгучего, слепящего солнца Саян.