Именно за это Антоний и полюбил её. Спокойную, вдумчивую, уютную. И именно это сыграло с ней злую шутку здесь в прошлом. Пара оказалась бездетной. Тихая, размеренная жизнь не давала эмоциональных всплесков, не было напряжения сил, и сон Атланта её всё не настигал.
Дафна начала медленно стареть, становилась раздражительной и несносной. Трудно стало переносить её вспышки гнева, и Антоний начал отдаляться от неё.
Дафна растеряла все свои знакомства, были разорваны дружеские связи, и сейчас, сидя в пещере в полном одиночестве у холодного очага, всё больше напоминала сумасшедшую юродивую. Она напевала слова воспоминаний, похожих на бред, чтобы слова, как навязчивая мелодия, глубже запали в её память. Она писала на всём, что попадалось ей под руку. Если не было пергамента, в ход шли листья дуба, густой кроной нависающие над входом в пещеру. Камни и стены пещеры. Когда голод не давал ей покоя, она шла в город просить милости.
Дафна пыталась продать истории из будущего, выдавая их за пророчества. Несколько раз сказанное ей сбывалось. Дафну объявили Кумской сивиллой, и к ней потянулся народ, жаждущий предсказаний.
– Апполон явился ко мне, юной деве, и просил моей девственности в обмен на любое желание. Я выбрала бессмертие! – рассказывала каждому второму Дафна историю древней пророчицы, заученную ей наизусть.
– О чем же вы мечтаете сейчас, почтенная Сивилла? – тоненьким голоском спросила её малышка, сидя, на большом тёплом камне у входа в пещеру.
– Смерти…я хочу умереть, – равнодушным старческим голосом твердила она.
Частенько только об этом и твердила старая пророчица, но никто не уходил от нее с пустыми руками. В обмен на принесенные дары они находили в пещере и около разбросанные ветром обрывки предсказаний. И тем были довольны.
В год правления Тарквиния Приска Дафна собрала все девять томов предсказаний и захотела продать их ему.
– Триста денариев ты дашь мне за книги пророчеств! – выкрикнула старуха и бросила мешок с книгами перед собой.
– Почему ты решила, что я куплю этот бред? За триста динариев я день смогу кормить войско, – разозлился такой дерзости Приск. Может быть, убогая нищенка и вызвала в нём жалость, но дерзкая старуха – нет!
– С Запада будет война грозить великая людям. Крови потоки стекут с берегов в полноводные реки. Желчь будет капать по капле в долинах. Помощь с Заката придёт – и смерть властелину! – как безумная вещала Сивилла.
– Гнать прочь! – приказал он слугам в ярости.
Сивилла тоже взвилась, она была в гневе. Достав из мешка три книги она сожгла их у нижней ступени лестницы. Солдаты, как и простолюдины, знали ценность её пророчеств и застыли в оцепенении, а как только старуха развернулась и пошла, кинулись спасать остатки пророчеств.
Сивилла чувствовала приближение смерти. Силы покидали её, как едкий, солёный пот, просачивались они сквозь поры и стекали тонкими струями под ноги. Она решила во чтобы то ни стало вернуться в Атлантиду. Спустя три дня она снова явилась во дворец Тарквиния Приска. Он принял её в надежде, что та смиренно будет умалять его, падая на колени. Но нет, Сивилла как и прежде выкрикнула своё:
– Триста динариев! – повторила она, прося ровно столько, сколько и в прошлый раз. Видя недовольное лицо Приска, она заговорила снова, вытягивая вперед морщинистую шею и заглядывая прямо в глаза непонятным, пугающим Приска языком пророчеств.
– Что тебе надо, грома раскат, чтоб прислушаться к Богу?
Долго продлится ли день, пока ты в безумстве пируешь. Тьма окутает мир, и разверзнется земля от порога. Жизнь или смерть ждёт тебя впереди, знать ты не будешь! – как старая морщинистая черепаха прогундела она. Но Приск тоже был упрям:
– Всех нас… ждет смерть… в конце пути! Выбросить с-с-таруху! – с пущей злостью, проглатывая слова, приказал он.
– Вижу я статуи и даже кучи камней, что лежат при дороге, много нелепых вещей, о которых и молвить позорно. Боги, ведут неразумных да смертных коварно, лживые их уста смертоносный яд источают. Но перед тем Кто, есть жизнь, и вечный свет негасимый, радость роду людскому, сладостней меда щедро дает, перед ним лишь главы преклоняйте. Вижу я, ваш помутится рассудок в безумии тяжком, и за ваши дела придет к вам жгучее пламя! – не унималась та, то ли пророчествуя, то ли пугая нерешительного правителя.
Сивилла нисколько не испытывая сомнений, демонстративно сожгла на ступенях ещё три книги, и, опираясь на клюку, пошла через площадь, планируя вернуться завтра снова.