Смутный сон уже плавал вокруг меня, словно недавняя большая рыба из озера, мягко покачиваясь в темной глубине, когда невдалеке опять послышалось прежнее: «Догоняй!… Догоняй!» Еще во сне я почувствовал, как шерсть на моем загривке поднялась дыбом, и проснулся с глухим рычанием. С сожалением, я поднялся со своего хорошего места и, скользя вдоль кустарника, пошел параллельно собачьему лаю. Подбадривая друг друга, захлебываясь от злобы, они приближались из-за деревьев. Я мог бы водить их за собой до вечера. Только снег в лесу слишком глубок для меня.
Сделав большой круг, я снова побежал, и теперь собачьи крики слышались впереди. Этих обмануть было просто. Но где их хозяева? Я бесшумно крался под густым подлеском, время от времени останавливаясь и прислушиваясь…
Они шли впереди на расстоянии одного прыжка и переговаривались негромко. Несколько человек с ружьями.
– А сколько может стоить его шкура?
– Тысячи полторы…
– Стив говорил, он хитрый, почти как человек…
– Этот будет десятым и, надеюсь, не последним…
– А ты ружье держи крепче, а то как выскочит из-за этого куста!…
Легкая добыча. Шумят и пахнут железом на весь лес. Может быть, мне тоже поохотиться?
Позволив людям уйти вперед, по моим, уже остывшим, следам, я пошел глубже в лес, надеясь, что они отстанут. Глубокий снег замедлял бег собак, также как и мой, и уставали они не меньше. Но только не Лохматый! Я узнал его голос. Он как бешеный мчался по следу, распутывая все мои «петли». Он мне надоел!
Я остановился на поляне и стал ждать… Какое мягкое сегодня солнце. Совсем весеннее. Я переступил с лапы на лапу и кроме едкого раздражения почему-то почувствовал в себе глубокую печаль, и снова холодок поднял шерсть на загривке…
Они выскочили прямо на меня. Несколько собак, захлебывающиеся от злобного лая. Одна из них не смогла остановиться. Ударом лапы с выпущенными когтями я отшвырнул ее в сторону и бросился на остальных. Те рассыпались с визгом. А мне так хотелось приглушить их мерзкие голоса. Но лохматые твари не подбегали ближе, уже зная длину моих когтей. Первая собака, так и лежала, и снег вокруг нее стал красным. Во мне не осталось ни следа прежней печали, раздражение превратилось в глухую ярость. И вдруг, из-за деревьев прогремел выстрел. Бок обожгло, но в своей ярости я не почувствовал боли. Я повернулся и прыгнул. Человек вскрикнул, выронил ружье, которое хрустнуло под моими лапами, и упал в снег. Придавив его к земле, я полоснул когтями, и он снова закричал. И столько ужаса было в этом крике, таким неприятно мягким оказалось его тело под моими лапами, что с отвращением отскочив, я побежал прочь.
Бок болел, по шерсти текла струйка крови и падала в снег крупными каплями. За мной тянулась алая дорожка из этих капель, и в воздухе пахло моей кровью. Я бежал все медленнее, задыхаясь от бега и боли. В голове шумело. Маленький кусочек железа в моем теле делал меня хромым и беспомощным. Можно было забраться под эти камни… лечь и уснуть. Уснуть… Если я остановлюсь, они догонят меня и убьют, и я заставлял себя бежать. Горло горело, язык стал сухим и горячим. Я останавливался на мгновение, чтобы зализать рану, и мчался дальше. Воздух звенел собачьим лаем и человеческими криками. Когда я останавливался, под лапу натекала целая лужица крови. Я смотрел на нее с некоторым любопытством, зная, что вместе с ней утекают мои силы…
Лохматый выскочил откуда-то сбоку и замер, оскалив белые зубы. Теперь мы стояли напротив. Он – спокойный, сильный, даже не запыхавшийся, и я – озлобленный, истекающий кровью.
– Вот ты и попался.
– Уйди с дороги!
Он принюхался к воздуху, пахнущему моей кровью, и зарычал.
– Что, больно?
– Не больнее, чем сейчас будет тебе.
Он бросился в сторону, взвыв от боли. Я успел зацепить его, но не остановился посмотреть, что с ним.
Теперь я знал, куда мне нужно бежать… к кому.
Я лежал на санях, покрытых шкурами, и ждал. Глубокая таинственная тишина прекрасной долины была взбудоражена звонким лаем, человеческими голосами и выстрелами.
Их было пятеро, не считая Стива. Шесть уверенных, отлично вооруженных людей. Я возненавидел их мгновенно, хотя, наверное, они были настоящими охотниками, знающими все правила сезона охоты. Они не убивали косуль с детенышами и не устраивали это варварство со стрельбой из машин. Но мне, оглушенному обезболивающими таблетками, в полусне-полубреду снова и снова виделся голубоглазый оборотень, тигр с человеческой душой. Он приходил ко мне, чтобы просить о помощи, он знал, что я один мог бы понять его, почувствовать… а я не понял… понял слишком поздно, и теперь они убьют его.