Деторождение у бедуинов совершается без всякого медицинского вмешательства. По тону криков женщин, присутствующих при этом, можно сразу определить пол новорожденного. Радостные вопли — мальчик, горестные — девочка. Ребенка купают в соленой воде, смазывают тело маслом, подкрашивают веки сурьмой, а на голову надевают чепчик с талисманом. Появление человека на свет нигде не регистрируется, равно как и его уход. Умершего в течение дня смерти закапывают в землю, не оставляя на могиле никаких знаков или надписей. Аллах дал. Аллах взял.
Перед тем как распрощаться, я спросил своих товарищей, должны ли мы заплатить за угощение. Очевидно, наш хозяин понял смысл фразы. Он взглянул на меня так, словно я допустил грубую бестактность. Эти нищие рыцари пустыни отличаются большим гостеприимством и щедростью. Кроме того, бедуины очень музыкальны и поэтичны, да это и не удивительно. Уж очень красива и величественна окружающая их природа. Кристальный воздух, убегающие за горизонт волны пустыни, ослепительные звезды…
Мы сердечно распрощались с владельцем шатра и направились к своему автомобилю в сопровождении тех же вооруженных молодцов и овчарок, так и не пожелавших нас принять за своих. Через несколько километров нам повстречалась «материальная база» наших кочевников — отара овец и коз. Животные двигались двумя стройными колоннами. Одну возглавлял серенький ослик с необычно меланхоличной даже для ослов внешностью, а другую — огромный, черный козел с седой бородой и сломанным рогом, страшный, как черт. Сам пастух, сопровождаемый совершенно разморенной от жары овчаркой, плелся сзади. Я помахал ему из машины рукой. Он, по мусульманскому обычаю, приложил ладонь ко лбу, поклонился и, очевидно, сейчас же забыл о нашей машине.
Кто же все-таки они такие сирийцы, народ, имеющий такую древнюю, насыщенную событиями историю?
Я не берусь ответить на этот вопрос. Его освещение требует, очевидно, иной формы, чем форма путевых заметок. Я могу лишь привести мнения и высказывания по этому вопросу некоторых других авторов.
Если согласиться с бытующим утверждением, что дети от смешанных браков отличаются жизнеспособностью и одаренностью, то остается разделить мнение французского географа Э. Реклю, автора знаменитого в прошлом труда «Земля и люди», в котором сирийцы характеризуются как одна из самых талантливых наций изо всех когда-либо существовавших. Действительно, ведь этот народ не что иное, как последнее звено в очень длинной цепи народов, населявших этот край. Однако оценку эту разделяли не все и не всегда.
Сирийцам часто ставили в вину их якобы чрезмерное пристрастие к торговле, коммерции.
По этому поводу можно сказать следующее. В массе городского как крупного, так и самого мелкого купечества можно без труда отыскать все классовые купеческие пороки, свойственные коммерсантам всех наций, хорошо выражаемые пословицами, вроде: «Сколько у тебя в кармане, столько ты и стоишь», или «Стыд тому, кто правду скажет». Но причем здесь нация?
Только исходя из многих фактов прошлого, сегодняшнего и будущего можно говорить о том или ином характере, присущем данному народу, памятуя при этом, что в антагонистическом обществе любая нация фактически состоит из двух наций, зачастую совершенно не схожих между собой, если говорить не о цвете глаз или форме носа, а об общественном положении, сознании и тому подобном. И уж во всяком случае не купеческий дух наживы поднимал и поднимает сирийский народ на борьбу, делает его способным противостоять захватчикам, отстаивать на протяжении тысячелетий свой язык, свою культуру, свою самобытность, свою самостоятельность.
Очевидно, пора сказать несколько слов об арабском языке и его сирийском диалекте. Их надо различать.
В процессе развития арабский язык вытеснил язык арамейский и устоял перед турецким. Его, если можно так сказать, материальной базой оказалось объединение многих племен в одно арабское государство и выход их на мировую арену. Отсюда и неисчерпаемое, как казалось, богатство языка, часто сравниваемого с океаном. Но что такое богатство языка, как ни богатство культуры? Неоспоримо влияние арабов на мировую культуру и науку в VIII–XIII веках.
Позже начинается спад. А язык? Пережив свой расцвет и не исчезнув, как, например, язык арамейский, арабский классический язык в нынешнем XX веке порой испытывает трудности при столкновении с новыми понятиями. Арабский язык не терпит чужеродных слов. Это его особенность. Появились автомобили, транзисторы, футбол и многое другое. И это новое требует своего определения, а его-го и не оказалось в сокровищнице языка.
Вот один пример приспособления арабского языка для выражения новых понятий: «журнал» и «газета». Долгое время в ходу были одновременно «сахифа» (лист, страница), «нушра» (публикация), «варка хабариййа» (листок с известием), «вакаи» (события, ведомости), «джарида» (свиток). Победителями вышли: для понятия «газета» — «джарида», для понятия «журнал» — «маджалла» (сборник). Кстати говоря, одна из старейших газет Арабского Востока «Аль-Ахрам», выходящая в Египте и поныне, была основана в 1875 году сирийцами — братьями Таклы.
Так обстоит дело с лексикой. А грамматика? По свидетельству самих арабов, их классический язык невероятно труден для усвоения. Мнение это единодушно разделяется всеми, кому приходилось его изучать. Выучивание этого языка требует всей жизни. Это не преувеличение! Но ведь язык — не самоцель.
Похоже, что мы свидетели агонии титана — классического арабского языка, который, умирая, дает жизнь чуть ли не десятку новых языков. Происходит то, что тысячелетие назад происходило с латынью. Араб из Алжира или Туниса не понимает иракца. Они могут объясниться письменно при условии, что оба владеют классическим языком. А пока что происходит довольно странное явление: народ говорит на диалекте, а в школах изучают классический язык. С диалектом борются.
Вопрос о судьбе родного языка уже не первый десяток лет волнует многих представителей арабской интеллигенции. Их борьба за сохранение языка в его старинном виде, за очищение его от «безобразящих» его новшеств продиктована не столько консерватизмом, сколько пониманием, что этот многовековой литературный арабский язык на сегодняшний день является средством сплочения арабов. Вопрос этот не прост и выходит далеко за рамки языкознания.
По великой иронии истории, из множества великолепных литературных памятников, созданных на арабском языке, наибольшую популярность в мире завоевали два: Сказки Шехерезады и Коран. Ирония в том, что ни одно из этих произведений не может, строго говоря, считаться арабским. Принятый с восторгом читателями всех стран, переведенный на все языки, давным-давно зачисленный в избранные шедевры мировой литературы сборник сказок «Алф лайла ва лайла» («1001 ночь») по сей день глубоко презирается за свой стиль и язык арабскими книжниками, самыми рьяными защитниками классического арабского языка.
История этой книги такова. В доисламской Персии существовал сборник индийско-персидских сказок, который так и назывался: «1000 сказок». После завоевания Персии мусульманами-арабами сборник был переведен на арабский язык и получил широкое распространение в Багдадском халифате еще в IX веке под названием «1000 ночей». Примерно в 940 году багдадский писатель Джах Шняр на базе этого сборника составил новый. Так появилось название «1001 ночь». В этот сказочный венок впоследствии вплелись и древнеегипетские сказки. Первые переводы сказок Шехерезады в Европе относятся к самому началу XVIII века.
Трудно назвать другую книгу, нашедшую столь единодушный восторженный прием в разных странах, у разных народов. Однако книга эта написана без соблюдения всех канонов, предписываемых арабской грамматикой и стилистикой.
Когда говорят о классическом арабском языке, подразумевают язык Корана. Книга эта — священное писание мусульман. Помимо норм поведения мусульманина, она содержит пересказ легенд из более древних, чем ислам, религий — иудаизма и христианства.
Слово «коран» (арабское — «кур-ан») лучше всего перевести двумя словами: «настольная книга». Происходит оно от семитического корня — «кара» (перечитывать).