Пронзительный ветер гнал нас домой, в тепло. Но мы не уходили. Мы как завороженные смотрели на залитую огнем строительную площадку, туда, где наши товарищи — из Советского Союза и сирийцы вели бой с непогодой, с предрассудками, с нищетой. Новое угадывается всегда. И мы оба хорошо понимали, что здесь сейчас происходит нечто более значительное, чем простое строительство, каким бы масштабным или грандиозным оно само по себе ни было. Мы отдавали себе отчет, что присутствуем при рождении новой Сирии, новых людей, новых отношений. Лучи прожекторов как будто специально для нас выхватывали из темноты песчаные отмели, контуры земснарядов, нитки труб и черную густую воду Евфрата, того самого Евфрата, который когда-то давно — пять, десять, двадцать тысяч лет назад — качал колыбель земной цивилизации.
Идея использования Евфрата для наступления на пустыню лелеялась веками, точнее, десятками веков. Но из области фантастики в область реальности она перекочевала совсем недавно. Помощь в осуществлении самого грандиозного из всех когда-либо задуманных в Сирии строительств поступила из СССР.
Это было необычное для страны строительство и по масштабам, и по значению, и по методам. Для управления им был создан специальный Высший комитет во главе с председателем Совета министров. Стройка была объявлена всенародной. В ней принимало участие 12 тысяч сирийских рабочих, техников, инженеров. Не менее четверти числа всех занятых инженеров получили образование или прошли переподготовку в Советском Союзе. Свыше двух тысяч рабочих получили высокую квалификацию по 25 специальностям в Халебе, а еще больше — непосредственно на строительстве.
Строительство плотины было торжественно открыто 6 марта 1968 года. Полное затопление водохранилища ожидается к середине 1976 года, то есть через три года после перекрытия реки. Длина будущего озера — свыше 80 километров, площадь — 630 квадратных километров, запасы воды — около 12 миллиардов кубических метров. Вот что такое Табка!
Гостиница, где нас поселили, представляла собой обыкновенную квартиру, отведенную администрацией строительства для командированных. Нашими соседями оказались два инженера-москвича. Оба были энергетиками. Один — эксплуатационник, другой — специалист по проблемам водохранилищ.
Ужин, разумеется, пришлось повторить, ибо нигде не беседуется так хорошо и непринужденно, как именно за этой процедурой. Наши инженеры тут же вступили в спор. Беседа затянулась за полночь.
Я смотрю на наших собеседников. Один из них молод. Ему тридцать пять, не больше. Другому за пятьдесят. Молодой сдержан, склонен к точности, цифрам и скептицизму. Пожилой восторжен. В нем чувствуются навыки оратора. Похоже, что обоим хочется высказаться. Семейные мужчины, как правило, плохо переносят одиночество.
Из клубов дыма до меня долетают голоса.
— В Табке живет тысяча советских специалистов, не считая членов их семей — жен, детей… Уже сейчас население Табки около 40 тысяч человек! Это самый молодой и самый благоустроенный город в Сирии. Парки, школы, клиники, бассейн, театр, кино, стадион…
— Час перекрытия Евфрата будет часом рождения новой Сирии. И дело здесь совсем не в плотине, а в напоре времени, под которым должны рухнуть многие плотины, сдерживающие новое: неверие в собственные силы, безынициативность, равнодушие, неграмотность, нищета…
— Сами по себе они не рухнут. Нужны время и труд. К сожалению, работы по ирригационному освоению площадей ведутся медленно. Переговоры сирийского правительства с иностранными компаниями об экономическом содействии ощутимых результатов пока не дают. Да и вообще мечтать всегда лучше, чем осуществлять мечту.
— Что ж, не всегда дело идет так, как бы хотелось… Однако, что бы там ни было, время шагает вперед, и Евфрат будет перекрыт. Слишком много энергии вложено в это дело.
Гидротехнический узел рассматривается одновременно как часть комплекса по освоению пахотных земель САР. Общая площадь орошаемых водой Евфратской плотины земель составит примерно 64 тысячи гектаров. Это значит, что обрабатываемая сегодня в Сирии площадь будет более чем удвоена! И это в стране, где используется каждый клочок земли, способный дать урожай!
Освоение земель рассчитано на тридцать два года, по двадцать тысяч гектаров в год. Осваивать земли предполагается путем создания крестьянских кооперативных хозяйств.
Несмотря на усталость, я долго не мог заснуть. В печурке билось мазутное пламя. В трубе гудел ветер. Впечатления последних двух дней гнали сон. Прокуренный, разбитый автобусик, мчавшийся по распаханной равнине в сирийский залитый электрическим светом город, в котором говорят по-русски, никак не мог увезти меня из-под взгляда синих, все видящих глаз богини плодородия, чтимой в древнем государстве Мари сорок веков назад.
Глаза, смотревшие мне в душу, оказались окнами нашей комнаты. В них вливался новый день, свежий и солнечный. Соседей уже не было. Они ушли на работу. Я разбудил своего товарища и пошел на кухню готовить завтрак холостяков: яичница, кофе, хлеб с маслом. Потом мы выбежали на улицу.
Город Табка расположен на правом берегу Евфрата, в том самом месте, где река поворачивает на восток. Это, наверное, единственный сирийский город, в котором нет старых домов.
Представьте себе очень высокий, метров двести, и очень крутой, градусов шестьдесят, берег и на нем четко распланированный новый город, выстроенный за год. Дома, в основном четырехэтажные, далеко отстоят друг от друга. Между ними молодые насаждения, еще не дающие тени. В городе по существу одна улица, но она широкая, благоустроенная, с торговым центром, учреждениями, хорошо освещенная и оживленная. Дома европейского типа, правда, с неуловимым колоритом восточной архитектуры. Улица замыкается большим серым трехэтажным зданием, где размещается штаб строительства — управленческие отделы.
…Мы стояли на краю крутого откоса, почти обрыва. Внизу расстилалась ровная, широкая долина, по которой петляла река. Далеко на противоположной стороне различался такой же крутой берег. Долину пересекала насыпь, которая отсюда казалась почти игрушечной. У нашего берега насыпь оканчивалась миниатюрной бетонной плотиной. Плотина достраивалась. Она вся щетинилась стрелами подъемных кранов. Ежеминутно в разных местах плотины вспыхивали синие светлячки автогенов. А у ее подножья ползали крохотные самосвалы, бульдозеры и другая микротехника. Под стать ей казались и люди. И все, что мы видели: плотина, машины, строители, казалось, были слиты во что-то общее, единое. И это «что-то» жило своей особой жизнью, отдельной, независимой от желтой, широкой долины, от крутых ограничивающих ее берегов, от извилистой ленты Евфрата.
Сирийское солнце припекает и зимой. Было тихо. На юных эвкалиптах, обступивших берег, чирикали какие-то пташки. Почти так же перекликались у подъездов домов дети. Ни те, ни другие не обращали ни малейшего внимания ни на стройку, ни на долину. Мир для них был един и неделим. Они не мыслили себя вне его, и поэтому он принадлежал им.
Детские голоса вернули нас к действительности. Мы не были уже детьми, и поэтому сами принадлежали миру, то есть делам. В поисках нужного нам управления мы набрели на скромный кубообразный бетонный мемориальный памятник. Текст, выбитый на нем, извещал, что здесь, в Табке, 6 марта 1968 года было начато строительство Великой Евфратской плотины. Поверх этого текста было написано мелом: «Да здравствует дружба САР и СССР».
Нам повезло. По окончании нашего делового разговора главный эксперт строительства спросил, хотим ли мы посмотреть стройку.
Еще бы!
Автомобиль ГАЗ-69 в обиходе называют «козлом». Я бы лично назвал его «коньком-горбунком». Незаменимая машина! Наш «козел» спускается по крутой дороге в котлован. Ведет его советский специалист, работающий на строительстве уже третий год.