Впрочем, все эти измерения и сравнения я делал потом, в в тот момент я только охнул и застыл в изумлении у каменных дверей. Солнечные лучи не могли попасть в подземелье, но они создавали в нем голубую полумглу, и которой мерцали белые, изумительно выразительные барельефные бюсты, казалось, вчера лишь изваянные. Целехонькие все, как один. И все разные, как были разными люди, захороненные здесь две тысячи лет назад. Эффект был потрясающим. Это погребение имело обычную Т-образную конфигурацию. С глухой стены в конце первого коридора на нас смотрела типичная для Пальмиры каменная барельефная группа: возлежащая с чашей в руке фигура, очевидно, главы семьи или рода, а за ней сидящие плечо к плечу фигуры остальных членов семьи.
Странные цилиндрообразные головные уборы, как клобуки священников православной церкви, мягкие, широкие, в складках одеяния, не похожие ни на греческие, ни на римские. Застывшие позы, внимательные, кажется именно на тебя уставленные глаза. Это не было музеем. В музее старина воспринимается совершенно иначе. Резко ощущается дистанция времени. Здесь все было по-иному. Здесь, в царстве мертвецов, как это ни парадоксально, я будто ощутил на своей щеке дыханье совершенно другой цивилизации. Очевидно, это и есть чувство первооткрывателей.
Мы вышли на солнечный свет и постепенно обрели дар речи. Наш экскурсовод, безусловно, довольный произведенным эффектом, развел руками и показал на часы. Да, на сегодня было более чем достаточно.
От посещения арабской крепости Калаат ибн Маан, расположенной на одном из самых высоких и труднодоступных из окружающих Пальмиру холмов, мы отказались, устрашась грозного плаката: «Во имя заботы о Вашей жизни подниматься к крепости запрещается». Но впоследствии я буду жалеть, что не посмел ослушаться. Можно представить, какая чудесная панорама открывается с этого холма!
Единственно, на что мы еще оказались способными, это искупаться в реке Эфке, снабжавшей Пальмиру водой и бывшей когда-то предметом поклонения. Эфка — это подземная река, выходящая в одном месте на протяжении примерно сотни метров, на поверхность. Пещера, из которой она вытекает, весьма обширна. В самой пещере река достаточно глубока. Так что можно плавать. Пещера уходит далеко под гору. Но углубляться в нее у нас уже не оставалось времени. Прохладная вода Эфки имеет легкий, но устойчивый запах сернистого водорода.
Мы возвращались уже знакомой дорогой. Только солнце теперь светило нам прямо в лицо. И это давало повод лишний раз оглянуться назад. А вдруг где-то вдали, у горизонта, совьются в миражные нити уже навеки врезавшиеся в память колоннада, храм Бэл, башни долины мертвых… Пальмира.
Дорога в тысячи лет
По делам службы мне нс раз приходилось ездить по старой, существующей не одно тысячелетие дороге, ведущей через Халеб, Хаму, Хомс, Дамаск… Халеб — крупнейший промышленный, административный и культурный центр Сирии, уступающий Дамаску лишь в одном — славе. В отношении Халеба не стоит вопрос о сохранении лица города. У него сегодня четко выраженные европейские черты: прямоугольная планировка улиц, многоэтажные, современной архитектуры, тесно прижатые друг к другу дома, организованный транспорт.
В Халебе, по крайней мере в его центральной части, не встретишь уличных торговцев, громко погоняющих своих четвероногих помощников и еще громче рекламирующих свой товар. Густой поток автомобилей не оставляет для них места. Деловая трусца пешеходов, их сосредоточенные лица не располагают к дружеским, фамильярным отношениям продавца — покупателя восточного базара:
— Эй, хозяин! Почем этот сушеный салат?
— По совести, сестрица, по совести! Бери скорее, пока еще роса на нем не высохла. Пять минут как с грядки…
В магазинах не принято торговаться. Да и некогда. Надо делать дела. Халеб город деловой. Разумеется, это далеко не «каменный спрут». Не те масштабы. Да и идея не та. Просто за последние десятилетия развитие этого города было необычайно бурным. Город в строительных лесах. Созданы и создаются целые районы. Но если в Дамаске строят в основном жилые дома, то в Халебе прежде всего бросаются в глаза административные, производственные, учебные корпуса. Стройка идет по плану. Это, возможно, и определяет внешний вид города. Новый Халеб не имеет окраин. Он встречает вас густым, искусственно насаженным парком и таким же парком провожает. Многие внутренние районы города еще не застроены. Тем лучше просматриваются новые здания — многоэтажные, застекленные. Высоко в небо уходят радио- и телевышки.
По объему производства Халеб опережает все другие города Сирии, включая Дамаск. Железная дорога связывает его с Турцией, а через нее с Европой. Халеб — центр торговли зерном, шерстью, скотом, молочными продуктами. Он издавна знаменит производством шелков, ковров. Сегодня к этому следует добавить производство хлопчатобумажных тканей, растительных масел, меховых и кожаных изделий, красителей.
Здесь основное производство всех товаров широкого потребления и продовольственных. Гордость города — первоклассный пивоваренный завод, выпускающий ежегодно свыше пяти миллионов бутылок отличного пива.
На вопрос: «Где бы ты хотел жить в Сирии?», который и задавал многим своим сослуживцам, подавляющее большинство решительно высказалось в пользу Халеба. Я, не менее решительно, называю Дамаск.
Мало что сохранилось в нынешнем бурно развивающемся промышленном и торговом Халебе от его прошлого. А история города необычна. На земле осталось немного городов с подобной судьбой.
Из хеттских документов, относящихся к XX веку до поной эры, следует, что уже в те туманные времена здесь находилась столица процветающего государства Яахмхад, возможно состоявшего в вассальной зависимости от хеттов. Позже город был присоединен фараоном Тутмосом I к египетским владениям. Однако через столетие он вновь возвращается к хеттам. К XIII веку до новой эры их империя распадается, и судьба города в это время неизвестна. Известно лишь, что край этот находился под господством Ассирии, затем Нового Вавилона, Персии. Последующие со времени похода Александра Македонского 270 лет Халеб входит в состав эллинистического государства Селевкидов. В 63 году до новой эры здесь появляются римские легионы.
Арабы овладели городом в 637 году. К этому времени не раз разрушаемый, восстанавливаемый и вновь разрушаемый, он утратил свое былое значение и, по свидетельству летописцев, влачил довольно жалкое провинциальное существование. Однако в конце X века новой эры, с распадом Багдадского халифата, он превращается в столицу эмирата Хамданидов. Наибольшего расцвета в тот период Халеб достигает при основателе этой династии эмире Сапф эд-Даула (944–967 годы). Хамданидов сменили византийцы, крестоносцы и, наконец, наследники Салах ад-дина.
В январе 1260 года город был взят и разграблен отрядами монголов, руководимых племянником Чингис-хана ханом Хулагу, действовавшим в союзе с франкийским принцем Антиохийским.
В дальнейшем Халеб попадает под власть мамлюков и постепенно обретает важное значение пограничного города. С 1516 по 1918 годы он находится в составе Османской империи.
Сейчас в современном Халебе о его прошлом напоминают лишь белокаменные сводчатые галереи базара, несколько кварталов старинных типично восточных домов, медресе, основанная в 1235 году, и, самое главное, цитадель. Крепость занимает вершину крутого холма, расположенного в центре города и господствующего над ним. Стены, башни, казематы, коридоры и прочие атрибуты крепости восстановлены в эпоху мамлюков, о чем свидетельствует без ложной скромности сам восстановитель — султан Халиль в надписи на фасаде, выбитой по его приказу: «…Повелитель королей и султанов, восстанавливающий справедливость в мире, Александр своей эпохи, завоеватель городов, тот, кто обратил в бегство франков, армян и монголов, восстановитель благородной династии Аббасидов».