— Пусть господин генерал не беспокоится за нас, — заявил А. М. Смыслов. — Мы имеем приказ своего командования, и огонь артиллерии, чей бы он ни был, не может явиться нам помехой. Доложите, господин обер-лейтенант, своему генералу, что мы готовы ехать немедленно.
Обер-лейтенант, несколько растерянный, поспешил обратно к командиру дивизии. Но на этот раз он вернулся намного скорее.
Поняв, что наших офицеров артиллерийским огнем не испугаешь, командир дивизии без обиняков сообщил, что немецкое командование отказывается принять парламентеров. Тогда наши представители потребовали расписки на пакете. Но и в этом было отказано.
Парламентеров с завязанными глазами повели обратно к переднему краю. Смыслова бережно вел под руку унтер-офицер чех Юзек. Когда оба они чуть отстали от остальных, Юзек тихо заговорил на вполне приличном русском языке:
— А что за бумагу вы принесли в этом пакете? Нам, наверное, сдаваться надо. Да?
Дальше он стал рассказывать, что у него есть жена, дети и что война всем осточертела. Юзеку очень хотелось еще поговорить с советским офицером и отвести душу, но вся группа уже приблизилась к тому месту, где произошла первая встреча наших парламентеров с немецкими офицерами. Советским офицерам развязали глаза, обер-лейтенант вернул им пистолеты, вежливо откозырял и приказал не оборачиваясь следовать к себе. У наших парламентеров возникли опасения. Уж очень непонятно и нелогично было требование не оборачиваться! Ведь ничего нового они увидеть не могли. Направляясь ровным шагом к своим окопам, наши отважные офицеры каждую минуту ожидали предательского выстрела в спину. К счастью, все обошлось благополучно. Не ускоряя шагов, они дошли до нашей первой траншеи. Там их радостно встретил начальник разведывательного отдела фронта И. В. Виноградов.
Но мало что изменилось из-за отказа вручить пакет Паулюсу. Об ультиматуме советского командования было хорошо известно не только Паулюсу, но и офицерам и даже солдатским массам. Огромное количество листовок с текстом ультиматума было сброшено 8 января над вражескими войсками, и они попали по назначению.
4
Рано утром 9 января я выехал в армии Батова и Чистякова. Хотелось еще раз проверить, все ли готово к наступлению, не забыто ли, не упущено ли что. В другие армии по моей просьбе Н. Н. Воронов послал генералов и офицеров своей группы, которые оказали нам неоценимую помощь. Помню, в 64-ю армию поехал М. Н. Чистяков, в 57-ю — И. Д. Векилов и в 66-ю — А. К. Сивков.
За день я успел побывать с командующими артиллерией 21-й и 65-й армий на наблюдательных пунктах частей, еще раз просмотреть оборону противника и наш передний край, сделать последние уточнения по отдельным вопросам. Начальники артиллерии этих армий Д. И. Турбин и И. С. Бескин были очень энергичны, знали свое дело и свои части. Мы хорошо понимали друг друга. Они заверили меня, что намеченный план действий выполнят — полностью и точно.
Накануне наступления во всех частях и подразделениях проводились партийные и комсомольские собрания, оказавшие большое влияние на ход боевых действий. На этих собраниях разъяснялись задачи, место и роль коммунистов и комсомольцев на каждом боевом участке. Собрания явились источником огромного боевого подъема. В тот день сотни и тысячи беспартийных солдат и офицеров подали заявления о вступлении в ряды Коммунистической партии. Заявления были короткие, но необычайно выразительные. Каждый хотел идти в бой коммунистом.
…Перед моим возвращением в штаб фронта из артиллерийских частей возвратились начальники оперативного и разведывательного отделов. Они доложили, что во всех проверенных ими частях пристрелка закончена и указания о подготовке боеприпасов и орудийных расчетов выполнены с большой тщательностью.
Несколько слов об этих указаниях. Для того чтобы точно соблюсти график артиллерийской подготовки, я приказал у каждого орудия на огневых позициях заранее разложить боеприпасы в определенном порядке. Для каждого периода артиллерийской подготовки предусматривался расход установленного количества снарядов и мин. Полученные на каждый такой период боеприпасы укладывались отдельными штабелями. Во избежание какой-либо путаницы каждый штабель обозначали специальной табличкой с соответствующей надписью. Не могу утверждать, что этого не детали и на других фронтах, но такая идея родилась в нашем штабе, и тогда мы считали себя первооткрывателями.