Почему тогда она беспокоится? Потому что он стрелял по акулам? Потому что дружил с таким ничтожеством, как Перри Готард? Потому что он — пора в этом признаться — не обнимал и не целовал ее, чего ей так безумно хотелось. Она снова прижалась к твердому мрамору.
Но ведь я никогда не хотела просто кого-нибудь, возразила она самой себе. Даже в качестве друга. Мне нужно было воплощение моих идеалов. Тут Димитриос прав. И потому нельзя позволить гормонам, мгновенной «химии», делать выводы. Так можно здорово ошибиться. А с такой «химией», как у Леона, ей еще не приходилось сталкиваться. Он был таким… мужчиной. Она взглянула на мраморную статую. Не богом. Мужчиной. Впервые в жизни Тара поняла: до чего соблазнительно отпустить тормоза и… Прекрати! Это девчоночий порыв. «Не спеши!» — сказал Димитриос.
Как вообще могла она сердиться на Димитриоса? Даже на мгновение? Тара посмотрела на стол, за которым они проработали столько часов. Римские монеты снова были уложены в аккуратную стопку. Рядом с ними стоял ее атлет. Она никогда не нашла бы этой бронзовой фигурки, если бы не Димитриос и его терпеливое обучение ее всем сложностям морской археологии. Он всегда напоминал ей, что не следует торопиться, особенно при глубоких погружениях.
— Тут легкость обманчива, — говорил он. — Статистически дайвинг более опасен, чем прыжки с парашютом. — Она тогда снисходительно улыбнулась, не веря ни единому его слову.
— Если ты вдруг окажешься в летящем самолете и на тебя наденут парашют, ты прыгнешь? — спросил он.
Еще одна улыбка.
— Так и в этом случае. Нельзя прыгать в совершенно иной мир, глубоко в море, не узнав прежде, чего от него можно ожидать и что делать в случае опасности. Только если ты твердо знаешь, что делаешь, можешь расслабиться и получить удовольствие. Так что не спеши.
Сначала они с Димитриосом часами ныряли в строгом соответствии с установленными правилами, на тридцать пять футов, затем сидели на дне и учились дышать из одного баллона, то есть по тому самому методу, который, возможно, спас их тогда от акул. Он всегда находился в поле ее видимости во время самых страшных этапов тренировки: сбрасывания всего оборудования на дно и свободного подъема на поверхность, при непрерывном выдыхании воздуха из легких, чтобы избежать скопления азота. «Выдохни и пошла!» — одними губами говорил Димитриос на глубине в сорок футов. Только позже он разрешил ей спускаться на большую глубину и делать то, что хочется, открывать невероятные чудеса подводного мира: гигантских губок, кораллы, более золотые по цвету, чем пиратские клады, рыбу-ангела, уводящую ее вглубь, как будто рай лежит внизу, а не наверху. И главное, спрятанные во всем этом царстве ее древние сокровища.
И после каждого занятия Димитриос обязательно говорил:
— Не гони себя так. Найди свой собственный контролируемый ритм.
Даже позже, став опытным аквалангистом, Тара иногда ловила предупреждающий взгляд за стеклом его маски. Это обычно случалось, когда она слишком ретиво рылась в грунте, поднимая муть и теряя драгоценные минуты, отведенные им на погружение.
Контролируемый ритм? Тара нахмурилась. Контроль не был ее характерной чертой. Она всегда отличалась нетерпеливостью. Ее естественный ритм — это прыгнуть как можно глубже и сразу рвануть вперед, впитывая всю красоту, встречающуюся на пути. Еще с детства она помнила предупредительные нотации своего отца — иногда мягкие, как у Димитриоса, иногда резкие. Когда она была подростком и, собираясь на первое свидание, вся обвешалась побрякушками, он снял их, одну за другой, чтобы показать, в чем ее ошибка. И, верный себе, дал ей общий совет:
— Жизнь она тоже как украшения, моя упрямица. Если сомневаешься, не делай. Подожди, пока не убедишься, что права, тогда действуй. Время оно, по большей части, твой хороший друг.
— А как же в неожиданных случаях? — дерзко спросила она.
Отец поднял кустистую бровь. Ему нравился ее характер, хотя он не одобрял ее манеру возражать. Но ответил он ей серьезно, на своем не совсем правильном английском:
— Как раз поэтому и в остальные случаи нужно не торопиться, пусть работает голова. Тогда, если вдруг придет неожиданность и не будет времени думать, за тебя сработают твои рефлексы, ты будешь как летчик в небе, который летает на автопилоте.
Димитриос вслед за отцом продолжил ее обучение.
— Не спеши с выводами, пока не собрала все факты, — говорил он, подразумевая археологию. — Нам неважно, в чем заключается правда, нам лишь необходимо ее знать. Не торопись, моя дорогая.