«Хочешь жить в согласии — соглашайся!», — любила говорить бабушка. А еще: «Уступает тот, кто умнее». Но в чем уступать-то? С чем соглашаться? Они будто жили в непересекающихся потоках. Впрочем, мирились хорошо, в постели. Но наступало утро и все начиналось сначала. Дожили: на работу ходили, как на праздник. И тут храм.
— Зачем?
— Надо наладить наши отношения. Все как-то не так, — Саша был настроен решительно.
— Мы же неверующие?
— Но Бог-то — да.
Аня улыбнулась. Он все еще мог ее рассмешить.
— Пойдем, — решила она.
В храм пришли ночью, после одиннадцати. Саша сказал, так положено. А в полночь будет крестный ход, когда надо обойти церковь. В зале толпился народ, пахло хорошо, нагретыми свечами и ладаном. Бабушка водила маленькую Аннушку в церковь, но с тех пор та все забыла и с любопытством оглядывалась. Читали молитвы, и, хотя Аня мало что понимала, они звучали утешительно и приятно. Наступила полночь, и священники вдруг запели. Аня тихо шепнула Саше:
— А разве у нас в церквях поют?
— Тише! — раздраженно прошипел тот.
Священники ходили по церкви, что-то передавали друг другу, а потом направились к дверям. И все люди тоже пошли, довольно энергично, видимо, хотели быть в первых рядах. Аня завороженно последовала за ними, но не увидела рядом Сашу. Стала крутить головой, ее толкали, невнятно извиняясь. Она оказалась в самом хвосте процессии, но тут заметила Сашу. Он, оказывается, не считал ворон и был уже в дверях. Аня поспешила следом, догоняя прихожан, и на последнем шаге вдруг, как в замедленной съемке, дверь перед ней плавно закрылась и громко лязгнула.
Аня осталась внутри.
Пожалуй, Бог в них тоже не верил.
Дженни с интересом наблюдала эту сцену. Она специально — и впервые в жизни — пришла в церковь. Ее на курсах учили — ходи, присматривайся. Вот она и смотрела, какие люди заглядывают, о чем просят. Это ж какое поле для практики! Но такого она еще не видела — пара, где закрываются двери! Как в кино. Что ж, будет интересно…
— Минуточку, — остановил ее голос. Дженни подпрыгнула и обернулась. За ее спиной стоял строгий и массивный гражданин в очках с тонкой оправой.
— Ведьме негоже лезть в людские дела, — негромко сказал незнакомец. — Даже фальшивой.
— А в-вы кто? — слегка заикаясь, спросила Дженни.
— Я — Пан. Пошли в беседочку, поговорим.
Напротив церкви, в сквере, действительно стояла белая ажурная беседка, с колоннами и статуями девушек. Красивая и нелепая в окружении облезлых пятиэтажек. «Как я», — внезапно подумала Дженни. — «Я одна тут такая. Впрочем…».
— Не одна ты такая, — незнакомец будто услышал ее мысли. — Не надейся. И все — под моим присмотром.
— Да что вы себе позволяете? Я, может, в церковь пришла, помолиться…
— Уймись. Хочешь практиковать — дождись, когда тебя попросят. А вот так, ни с того, ни с сего, к людям приставать, навязываться… Фу. Тем более, этим уже ничем не поможешь. Через неделю разбегутся.
— Но я…
— И парень для тебя бедноват, если ты об этом.
Дженни нахмурилась.
— А с чего это вы ведьмами командуете, уважаемый Пан?
Ее собеседник ухмыльнулся.
Ведьм делят на рожденных (наследных), которым колдовская сила достается от матери или бабки, и ученых — выучившихся чародейству от других ведьм. Первые считаются более добрыми и менее опасными, помогают людям, а вторые, по общему мнению, копят злость, собирают методы нанесения вреда роду человеческому и умело маскируются под обыкновенных женщин.
Анджей Сладовский. «О природе колдунов, вещуний и волхованок», 1879.
Мне ли теперь бояться гулять ночью? Я решила попробовать. Ночная улица была тихой, но не пустой. Редкие прохожие не обращали на меня никакого внимания. А что я буду делать, если на меня прыгнет маньяк? Защитят ли меня новые способности? На всякий случай я огляделась и чуть не столкнулась с девушкой. Очень белые в свете фонарей волосы, пухлые губы, яркие, по моде, брови и огромные глаза. Одежда тщательно подобрана, чтобы подчеркивать фигуру. И что-то в девушке было не так.