Наверное, стоило подойти ближе к вечеру, когда собирается офисный люд, но и сейчас есть из чего выбрать. Яя покрутила головой. Нет, этот точно думает только о себе. Выполняя упражнения со штангой, не отрывает взгляд от собственного отражения в зеркале. А вон тот — возможно.
— Простите, — Яя смущенно кашлянула.
Высокий накачанный брюнет опустил гантели и вопросительно посмотрел на нее.
— Вы не знаете, как эта штука с водой включается? Я уже и на левую кнопку нажала, и на правую — не работает.
— На среднюю нажмите, — брюнет отвернулся к зеркалу и стал рассматривать свой бицепс. Господи, да они тут все такие, что ли? Да, это вам не ГИБДД.
— Здравствуйте.
Яя развернулась и практически уперлась носом в высоченного парня, которого вполне можно было снимать в рекламе этого самого клуба. Майка без рукавов, идеально прочерченное скульптурное тело.
Парень сверкнул белозубой улыбкой и протянул руку:
— Джон.
— Очень приятно.
— Я тренер. У вас сегодня индивидуальная тренировка, не забыли?
Она, конечно, забыла, под каким предлогом пришла в клуб.
— Все ОК, давайте приступим!
Дело шло так себе — Яя поминутно оглядывалась на проходящих мимо мужчин, гадая, кто лучше подходит.
— Ну вот и все, закончили, — голос Джона вернул ее в реальность.
— Спасибо, — девушка вытерла лицо полотенцем.
— Знаете, это прямо челлендж.
— Не поняла.
— Говорю, вы — это челлендж! Ну, вызов!
— Почему?
— Вы совершенно не обращаете на меня внимания, — Джон рассмеялся и положил ей руку на плечо. — А так обычно не бывает…
— Правда? — Яя подняла на него глаза и улыбнулась алыми губами. — И что ты будешь теперь делать?
Джон слегка покраснел, а Яя подумала, что теряет хватку. Гантелями можно было и не махать.
У каждого дерева свой аромат. Акация пахнет малиной, ольха — морковью, а тополь — хорошо выделанной кожей. Здесь, в деревне, топят березой, дубом и липой. Сгорая, они отдают бане аромат леса, в котором Яя так любит бродить, и меда, который она любит тоже.
Но сейчас ей слишком жарко и дымно. Она толкает дверь снова и снова, бьется об нее всем телом, но дверь не открывается. Яя залезает на лавку, поскальзывается, ногтями цепляется за стену, но не достает до маленького окошка под потолком. Зачем делать окна так высоко? Чтобы никто не подсматривал?
— Помогите! Помогите!
Только бы кто-то оказался рядом.
— Ну как, тебе жарко? — раздается крик по ту сторону.
— Яник! Дверь заело, открой!
Жарко. Мокрые волосы залепляют лицо. Но сейчас они станут сухими — из-под двери идет дым, и в щельЯя видит всполохи огня. Она зажмуривается, задыхается от страха, но ведь он здесь, он сейчас придет, ее Яник, надо только потерпеть. С ним всегда надо немного потерпеть, а потом все будет хорошо.
— Горит, помоги!
— Ну нет, — голос становится издевательским. — Негоже мужику лезть к голым девкам.
Сердце такое большое и громкое, бухает в груди, вот-вот вырвется на свободу. А пока только заполняет грудь до краев, так что места для воздуха не остается.
— Яник!.. — Зоя уже не кричит, хрипит, но он слышит.
— Нравится купаться голой? Все девки в рубахах, одна ты — как гулящая?.. А ежели кто увидит?
«Ходили на реку», — вспоминает Яя. — «Подружки шутили, смеялись. И я — дура, дура — на спор полезла в воду в чем мать родила». Тогда показалось, что кусты шевельнулись, но она решила — трусиха, ветер. Да и веселее, если кто-то и вправду в кустах засел.
— На той неделе с кем миловалась? Да если б не я, ты бы с ним уже в стогу валялась!.. — надрывается голос по ту сторону.
«Помню», — мысли становятся медленными, сонными. — «Городской дорогу спросил… Симпатичный парень…». Повезло, на своих ногах ушел, хоть и с переломанным носом. А вот ей, похоже, не повезло. «Стать бы птицей, улететь далеко-далеко».
Голова кружится, жар идет вверх. «Надо лечь, — думает Яя. — Да, я просто лягу на пол и закрою глаза». Она уже не слышит голоса Яника. Но она не одна.
С ней остается аромат леса.
Однажды Иван Грозный решил очистить Русь от чародеек и разослал во все концы государства грамоту, которая предписывала местным начальникам отправлять в столицу всех подозрительных женщин. Ведьм собрали на площади, но, когда костер загорелся, женщины превратились в сорок и улетели. Царь сильно разгневался и проклял их, наказав «оставаться сороками навеки». Народ считал, что сороки не водятся в Москве именно по этой причине: боятся. Что характерно, царя никто чародеем не называл.