Я все время слушаю шум волн, которые с бешеным ревом нападают на плот, наносят удар за ударом, словно тяжелые молоты. Этот рев никогда не умолкает, а по ночам звучит, словно бесконечная зловещая симфония. Удивительно, как только выдерживают веревочные связи! Почему они не рвутся под натиском волн, час за часом, день за днем непрестанно разбивающихся о плот?
Но мои бревна связаны на славу. Ведь им предстоит долгий путь. Порой, когда позволяет погода, я приподнимаю часть бамбуковой палубы и проверяю канаты. Ни один из них не поддался ни на йоту — они держат, как стальные тросы.
Плот представляет собой единое целое и чайкой несется по волнам.
Далекий путь! Далекий путь! Но какова его цель? Для чего я построил этот плот и плыву все дальше и дальше в глубь Тихого океана, в тех его просторах, где редко проходят корабли?
Это не прихоть и не простое приключение. Я не хочу доказать какую-либо научную теорию или открыть новый путь, чтобы по нему шли другие. Я хочу доказать этим путешествием, что всю свою жизнь шел по правильному пути.
Я пришел в мир с крепкой верой в природу и всегда был убежден, что если стану вести деятельную и простую жизнь сообразно ее законам, то смогу еще больше к ней приблизиться и почерпнуть у нее силы. Для меня это была дорога к счастью; с самого детства я шел по ней, и прожитые мною долгие годы доказали мне, что я избрал верный путь. И теперь, пока я еще полон духовных и физических сил, мне хочется подвергнуть себя суровому испытанию, какому должен, по-моему, подвергать себя каждый человек. Сейчас я испытываю себя бесконечным трудом, отсутствием сна и простой, скудной пищей; я отдаю себя на волю стихий, которые мне милы; далее я испытываю себя ужасным одиночеством и, как солдат в бою, непрестанной смертельной опасностью. Эта мысль также вдохновляет меня: возможно, мой опыт когда-нибудь пригодится потерпевшим кораблекрушение.
Я всегда стремился вести энергичный образ жизни. С детства я был подготовлен к испытаниям, с какими встретился в плавании на плоту. Много раз я пересекал континент… Мне приходилось трудиться на всех политых потом границах Америки, от Аляски до Мексики, от Калифорнии до Атлантического побережья. Я работал обнаженный до пояса, с лопатой или топором в руках, рубил гигантские деревья в лесах северо-запада, нагружал тысячи кораблей, убирал урожай с бескрайных полей от Канзаса до Дакоты и строил буровые вышки, когда в Техасе разразилась нефтяная лихорадка… Написано: «В поте лица своего». Так было начертано и в моей душе.
Я шел по пути, который сам для себя избрал. Нередко, когда я занимался литературой, живописью или предавался мечтаниям, во мне рождался страх: мне казалось, что, оставив физический труд, я могу утратить телесные и особенно умственные силы и оторваться от общения с природой, в котором состояло мое счастье. Как только этот страх овладевал мною, я снова возвращался к физическому труду…
Яркая планета, сиявшая передо мной, погрузилась в дымку, застилающую горизонт. Южный Крест исчез. Ночная сырость пронизывает меня до костей. Удары волн о бревна — суровая колыбельная песня. Темнота кажется холодной и беспредельной, звезды утратили блеск. Я смотрю на компас, поворачиваю штурвал на одну спицу и некоторое время наблюдаю за ходом плота, затем снова закрепляю штурвал и сажусь.
Я отдаюсь своей мечте. Календарь говорит, что мне шестьдесят один год. Улыбаясь, я вытираю брызги с лица. Шестьдесят один год… Знаю, здоровье не подведет меня. Судьба ко мне милостива. С пятнадцати лет я стоял плечом к плечу с самыми выносливыми в мире людьми и по сей день всегда мог постоять за себя.
По ударам волн о бревна я узнаю о перемене ветра. Совсем по-иному начинаешь чувствовать под собою плот: его покачивание и скольжение приобретают другой ритм. Нагибаясь, я вглядываюсь в компас: курс почти вест-норд-вест. Ветер заметно принял южное направление; так бывает перед рассветом. Я получше закутываюсь в куртку. Волны яростно бьются о плот. Моя грациозная черная кошка Микки открывает глаза, встает, потягивается, пристально смотрит на меня и снова свертывается клубком на моем старом сером свитере.
Этот свитер связала моя жена, Тедди, в 1950 году, и я впервые надел его зимой, плывя на грузовом судне в Европу. Что поделывает сейчас Тедди? Должно быть, ждет, как нередко ждала раньше. Она верит в меня. Мои мысли обратились ко времени, когда мне впервые пришла идея построить плот и переплыть на нем Тихий океан…
Тедди болела тогда, а я плавал матросом на пароходе-угольщике «Чарлстон», принадлежавшем бостонской компании «Мистик Стимшип Лайн» и совершавшем регулярные рейсы между Норфолком и Нью-Йорком. Был 1951 год.