— Мачика и будет моей едой, — заявил я.
— Вам следует захватить с собой и распадуру.
— Что такое распадура?
— Сахар-сырец, который содержит в себе черную патоку. Вы можете купить его на рынке, на той стороне улицы. — Он протянул руку по направлению к богатейшему рынку Кеведо. — Этот сахар даст вам необходимую энергию. Я думаю, вы знаете, что сахар дает силу?
В Перу распадура называется «чанкака». Я захватил ее с собой около семидесяти фунтов…
С юных лет я интересовался проблемой питания, и мне были известны ценные свойства ячменных зерен, сахара-сырца и черной патоки. Мне приходилось долгие годы заниматься самым тяжелым физическим трудом. Я работал много часов подряд в условиях, сходных с теми, в каких должен был оказаться на плоту. Все это время я питался ячменными зернами и сахаром-сырцом.
Много лет назад я работал в доках Галвестона, где каждый сезон сотни судов нагружались зерном, предназначенным для Европы, и, возвращаясь в субботу домой на ферму, расположенную в двадцати милях от порта, я захватывал с собой мешок с зерном. Матушка размалывала зерно в мельнице, прикрепленной к кухонной стене, и пекла из этой муки хлеб. В те времена я увлекался идеей сильного человека и хотел, чтобы остальные члены нашей семьи — матушка, сестра и двое братишек — тоже были сильными и здоровыми. Мои усилия увенчались успехом. Я привозил домой и сахар-сырец, обычный коммерческий сахар-сырец, какой перерабатывается на рафинадных заводах, но он был не так питателен, как южноамериканская распадура, или чанкака, имеющаяся у меня теперь. В тот сезон я разгружал одно за другим суда, приходившие с Кубы. Моя семья питалась естественными, нефальсифицированными продуктами. У соседних фермеров-рисоводов мы покупали цельный рис.
Жена одобрила мое решение, когда я написал ей из Эквадора, что намерен в основном питаться во время путешествия ячменной мукой. В ответном письме она сообщала мне, что недавно прочитала книгу о тибетцах и других племенах, живущих в Гималаях, которые также употребляют в пищу муку из поджаренных ячменных зерен. Подобно индейцам, обитающим в Андах, они скатывают из этой муки шарики и едят их. Я думаю, что народы Европы и Азии только потому и уцелели во времена голода, не раз охватывавшего целые страны в результате войн и неурожаев, что их пища состояла главным образом из пшеничной муки. Уважение к такой пище унаследовано мною от моих европейских предков, крестьян, переживших эти катастрофы.
Плот довольно хорошо слушался руля, и я решил, что, пожалуй, мне удастся поспать десять — пятнадцать минут. Ветер непрерывно дул с юго-запада, стояла непроглядная тьма.
Я улегся на бамбуковой палубе, зажав в руке электрический фонарик; компас находился на расстоянии какого-нибудь дюйма от моего лица, и я почти касался его. Мой слух был натренирован, он улавливал малейшее изменение шума волн и сразу же предупредил бы меня об отклонении плота в слишком крутой бейдевинд[46]. Я узнал бы об этом прежде, чем парус начал бы полоскаться. Не только слух, но и все мои чувства предупреждали меня, когда возникала какая-нибудь неполадка. Если плот по какой-либо причине сбивался с пути, стоило немалых трудов вновь поставить его на правильный курс. Кроме того, порывы встречного ветра всегда могли повредить паруса или такелаж.
Веки у меня были словно налиты свинцом, и я рискнул уснуть. Как трудно спать, когда подсознание внушает вам, что необходимо бодрствовать! Я снова вгляделся в окружающую меня мглу. Лишь кое-где на краю плота — серые пятна пены, напоминающие заплатки на пелене мрака. Тьма окутывала плот, словно одеяло.
Всю ночь плот продвигался вперед без ходовых огней. С тех пор как я покинул Кальяо, мне не встретилось ни одно судно, поэтому я не опасался столкновений. Мне казалось, что моя рация неисправна и не передает никаких сообщений. Это усиливало чувство одиночества. Но, прежде чем отказаться от передатчика и забросить его, я решил еще раз его испытать. Жестоко было бы лишить Тедди известий обо мне. Тедди человек мужественный и крепкий духом. Что бы ни говорил обо мне весь мир, Тедди будет крепиться и твердить: «Конечно, Бил вернется…» Разве я не заверял ее в этом?
Спал ли я? Мне было слышно, как бились волны всего в нескольких дюймах подо мной, ударяясь о бамбуковый настил, на котором покоилась моя голова. Я задремал, но все же чувствовал удар каждой волны. Эти удары сливались с гулом и грохотом океана. Должно быть, я уснул, так как шум затих. Только большие волны давали знать о себе.