Руки начали сдавать. Тогда я крепко обхватил ванты руками и ногами, решив дождаться, пока качка утихнет и можно будет спуститься на палубу. Между тем качка все усиливалась. Мне казалось, что руки вот-вот переломятся в локтях, а ноги соскользнут с перекладины. Собравшись с силами, я снова стал спускаться.
Мне пришлось опять сделать передышку и уцепиться за ванты, но порыв ветра оторвал меня, и я едва успел ухватиться за боковые канаты. Но вот меня снова оторвало, и я упал на палубу с высоты десяти футов. Падая, я зацепился ногой за лебедку, под которой спала Микки, и меня отбросило в сторону; я сильно ударился головой о толстую мангровую доску, валявшуюся на палубе, и потерял сознание.
Когда я пришел в себя, была уже ночь. Я долго прислушивался к реву и плеску волн, разбивавшихся о бревна. Меня окатывало волнами, и я промок до нитки. Я дрожал от холода. Небо было усеяно звездами. Всходила луна. Я видел, как надувался кливер.
При падении я поранил голову, и меня тошнило. Я чувствовал, что не в состоянии двигаться. На привязи рядом со мной сидела Микки, неподвижная, как статуя; взгляд ее был устремлен на океан. У меня снова потемнело в глазах.
Когда я пришел в себя, я не мог отчетливо себе представить, что со мной произошло. Но все же я сознавал, что нахожусь на плоту, который несется в темноте под шум волн. Я почувствовал, что насквозь промок. На одно мгновение мне почудилось, что я стою на баке большого корабля и волны перекатываются через нос судна. По временам я сознавал, что плот идет только под одним кливером…
Когда я проснулся, солнце невыносимо пекло мне голову. Мало-помалу я начал приходить в себя. Был полдень. Солнце стояло прямо над головой. Только теперь я осознал происшедшее и почувствовал резкую боль в плечах, шее и голове; казалось, меня жестоко избили. Все тело онемело.
Судя по солнцу, плот все еще шел по курсу. Вокруг меня все было тихо. Рея и парус — в том же положении, в каком я их оставил, но парус сильно намок и местами обвис. Я приподнялся и сел. Икки, наблюдавший за мной из клетки, издал слабый крик. Микки спала. Веревка, которой она была привязана, замоталась вокруг лебедки, и кошка не могла ни на дюйм сдвинуться с места.
С трудом я поднялся на ноги и потащился на корму. Голова у меня отяжелела, кое-как я добрался до бидона с водой, стоявшего около каюты, снял с гвоздя черпак и напился. Я подумал о том, что еще никогда в жизни не терял сознания от удара.
Зная, что парус необходимо поднять, я опять побрел на корму. Взглянул на компас, потом уселся, прислонившись к стене каюты. Все поплыло у меня перед глазами. Меня клонило ко сну, но мысль о парусе не давала мне покоя. Нет, я ничего не буду предпринимать до завтра. «Семь сестричек» не подведут меня — они и без управления будут плыть куда следует. Я ощупал голову и не обнаружил крови — значит, открытой раны нет. Я дешево отделался.
Несколько раз я засыпал и снова просыпался. Проходил час за часом. Солнце давно скрылось за горизонтом…
Внезапно мне пришла мысль, что нужно зачеркнуть этот день в морском календаре, но у меня не было силы подняться. «Я буду помнить, я буду помнить, — твердил я, — завтра зачеркну не один, а сразу два дня… Нет, нет, вычеркни этот день теперь же!» Через некоторое время я пополз в каюту, ощупью разыскал электрический фонарик и, посветив, зачеркнул карандашом день — 9 сентября.
Ночью, после крепкого сна, мне стало легче. Наступило утро. Все еще болела голова, но я уже мог двигаться и мысли мои прояснились. Больше всего меня беспокоила погода; ведь с тех пор, как плот миновал Маркизские острова, я продвинулся лишь на незначительное расстояние. Штили следовали за штилями, а в перерывах между ними почти все время дул слабый ветер; лишь изредка я попадал в полосу шквалов.
Мне удалось точно определить свое положение, и запись в журнале за 10 сентября гласила: «Полдень. 21-47-00 — гражданское время по Гринвичу; высота солнца 76°24′; 8°31′ южной широты и 146°31′ западной долготы». Плот шел по курсу на Самоа и находился на расстоянии тысячи шестисот миль от этих островов. На карте виднелась крошечная точка прямо на линии моего курса — это был остров Флинт. До него оставалось около трехсот миль. Я взял с полки лоцию и прочел там все, что касалось этого острова. Мне пришло в голову: почему бы не взять курс на островок, осмотреть его и, быть может, пристать к берегу, чтобы пополнить запасы питьевой воды? Судя по описаниям в лоции, на острове имелись две лагуны с солоноватой водой. Все будет зависеть от погоды, ветра и волн, разбивающихся о рифы вокруг острова. Конечно, я не буду по-глупому рисковать плотом. Если я лишусь его, разбив о прибрежные скалы, то мне придется сидеть на острове Флинт до судного дня, питаясь рыбой и крабами, и распевать песни. У меня было достаточно времени, чтобы все обдумать, — остров находился на расстоянии трехсот миль от меня. И все же все мои помыслы были пленены этой идеей высадки на острове Флинт.