— Что такое, дорогой? — улыбаясь, встретил его одноухий красавец. — Где лицо такое нехорошее взял?
— Не туда Жирный повез! — сказал Синяк, мрачно откручивая пробку у бутылки. — Договорились: объявит, что Сикин Ваньку посадил, и — весь сказ! Без дискуссиев. Без базла... — И тут Синяк примолк, пожалев, что вовлек чужого человека в свои дела. Он забулькал темно-желтой душистой прекрасной жижей в подставленный бокал. И сразу подобрел.
— А где ты ухо забыл. Отморозил?
— Добрые люди отрезали, — красавец поднял стакан.
— Шапана? — поинтересовался Синяк, чокаясь с ним.
— Зачем шпана, — улыбнулся красавец. — Коммунисты.
— О, бляди! — воскликнул Синяк, уже влюбленный в красавца, — А чего ты им сделал?
— Смеялся.
— А-а, — протянул Синяк, хотя ничего не понял. И повторил налив. Красавец не возражал.
— А слышать не мешает? — спросил Синяк.
— Лучше стало, — улыбнулся тот. — Ярче звук. — Он тонкими смуглыми пальцами шевелил на столе бумаги.
— Чего ищешь? — поинтересовался Синяк, желая пособить. — Как фамилие?
— Сурали. Бошор Сурали.
Синяк на правах хозяина полез в стол — человек все-таки на самолет спешит — и нашел бумагу.
На красивом бланке КСП писатели просили президента России предоставить выдающемуся деятелю культуры Бошору Сурали политическое убежище и гражданство России. Поэт постоянно подвергается угрозам физического уничтожения... Среди подписавшихся была и фамилия Романа.
Синяк пожалел, что, не разобравшись, стал грузить Бошора. Ему, видать, своих проблем выше крыши.
— Я, веришь, коммуняк зрить не могу, — сказал Синяк. — Своими бы руками душил...
— Зачем так строго? — улыбнулся Бошор. — Сами тихо уйдут.
— Пока идти будут, мы с тобой сдохнем, — проворчал Синяк, чокаясь с ним.
— На всё воля Аллаха. Подождем.
Синяк достал “Беломор”.
Закурил и поэт. И Синяк по дыму учуял: не просто курево, дурь шмалит.
— Будешь? — Бошор протянул ему благоуханный косяк. — Качество гарантирую.
— Вообще-то уже не балуюсь... — засомневался Синяк, — но давай. За компанию и жид удавился.
— Хорошая пословица, — оценил Бошор. — У нас тоже есть... Коня подковывают, ишак копыто сует.
— Еврей, в смысле? — недопонял что-то Синяк, ибо анаша была чересчур крепка. Он протянул папиросу назад Бошору. — Тебе если гражданство-то дадут, где жить будешь?
— Аллаху акбар, — снова улыбнулся Бошор, и Синяк понял, что эта тема не для трепа. И чуть не вякнул: живи у меня. Полагая, что переберется к Саше. А всё виски плюс дурь. Размягчает.
— Хватит! — резко сказала Саша, входя в комнату. — Больше не могу там... Очередной скандал... Роман на Сурова бочку катит. Моча в голову ударила. Привет, Бошор. Письмо про тебя еще не отправили...
— Ничего, ничего, — замахал поэт красивыми легкими руками. — Это не срочно.
Синяк удивился: такой мужик, а чувствуется, робеет Сашки. А та чуток этим пользуется.
— Ну, твой Бадрецов!.. — она покрутила головой. — Что пьете?.. А накурили!..
Синяк открыл форточку.
— Жалко у Жирного голос не ораторский, — сказал он. — Я ему еще в школе говорил: сделай ты себе, Жирный, голос нормальный, девки давать будут...
— Да причем здесь голос! — Саша раздраженно вытряхнула пепельницу в корзину. — Вон у Миши Жванецкого тоже тембр высокий, а какой успех!
— Короче, мента сняли? — спросил Синяк.
— Да какое это играет значение! — Саша выключила Мадонну, раздраженно зашарила сигареты, не нашла.
Синяк достал на выбор — сигары и “Беломор”. Саша закурила папиросу.
— Стучал, не стучал... А кто, интересно знать, не стучал? Вон попы и то стучали... И не покаялись. Чего все к Юрке пристали?! Не пьет, не ворует, никому не мешает...
— Я не стучал, — негромко заметил Бошор, как бы про себя.
— Ну и молодец! — Саша раздраженно затоптала вонючую папиросу в пепельницу. — Сиди, радуйся...
— Тебе межгород звонил, — вспомнил Синяк. — Писклявый такой.
— Фируз! — ахнула Саша и схватилась за телефонную трубку.
Вот еще чем хороша была служба в КСП. Беспрепятственно, то есть забесплатно, можно было звонить в Кувейт и в Англию.
— Салямат, — кротко поздоровалась Саша с бывшим мужем. Спокойно, уговаривала она себя, не психовать. — Позови, пожалуйста, Фируз.
Но тот занудил. Фируз заболела. Ее нет дома. Она в Англии. Абд эль Джабар всегда врал тупо, лениво, без выдумки.
— Заболела или в Англии? — напирала Саша и поняв, что проиграла разговор, выкрикнула прежде, чем положить трубку: — Козел! Мудила!
— Любимые слова! — мечтательно прикрыв глаза, сказал Синяк.