- Нория Ксандра Арейн, герцогиня Асминская, урожденная Реттеркор, - занудливо дополнил барон.
- Неважно, - отмахнулась я, подозревая себя в непоправимых изменениях психики. - Я не то, что вы сейчас назвали. Я не принцесса.
- Эддисон, если после ваших магических манипуляций Ее Высочество тронется рассудком, - сердитым голосом сказал господин Жердь, обращаясь к напарнику, - вы понимаете, чем это грозит нам с вами? Минимум - пожизненное заключение в Песьих Застенок. А максимум... Вы знаете сами. - И он выразительно замолчал, постукивая сухими длинными пальцами по набалдашнику трости.
- Все должно быть в порядке, - побледнел как полотно Эддисон, который в своей мантии смотрелся более чем комично. - Ваше Высочество, у вас где-то болит?
- Нет. Но я не высочество, - упрямо повторила я, с трудом сдерживая подступающую истерику. Где-то в глубине сознания все еще теплилась надежда, что я все же сплю, а моя сон безумно реальный и красочный. А боль... Быть может, диванные пружины впиваются мне в руку, вот мне и кажется, что это я сама себя щиплю? Надо просто ущипнуть себя за другое место.
Я ущипнула себя за щеку и вскрикнула - эффект снова был прежним. Боль не ушла. Это не сон.
- Ваше Высочество, зачем вы это делаете?! Зачем причиняете себе боль?! - не на шутку испугался господин Коробок. Лоб его вспотел, щеки покраснели, а меленькие синие глазки испуганно бегали туда-сюда. Впрочем, господин Жердь выглядел тоже порядком встревоженным и даже расстегнул верхнюю пуговицу, словно ему стало дико душно.
- Я проверяю, сон это или нет, - хрипло призналась я, пытаясь унять дрожь в руках. - Если это... не сон, то вы меня путаете. Понимаете? Путаете. Путаете! Путаете... - Мой голос звучал жалобно, а губы вмиг пересохли. Я машинально сделала глоток теплого ароматного чая.
- С кем же мы можем путать вам, Ваше Высочество? - искренне удивился толстячок в балахоне и распростер руку куда-то за мою спину. - С кем я могу путать вас? - возопил он обиженно, и я, не выдержав, обернулась назад и пораженно застыла. Эмоции нахлынули на меня с такой силой, что не сиди я, а стой, они сбили бы меня с ног и уложили в нокдаун.
Чай моментально оказался не там, где ему полагалось бы быть в эту секунду - в желудке, а на строгом старомодном костюме господина Жерди и частично на полу.
- Кто это?! - забыв о приличиях, заорала я громко.
- Это вы, Ваше Высочество, - сказал невозмутимо барон, доставая платок.
За моей спиной высился огромный вычурный портрет неизвестного мне мастера в золоченной шикарной раме, который явно стоил куда больше, чем работа этого самого художника. На полотне была изображена в полный рост на сапфировом бархатном фоне молодая изящная синеглазая особа с совершенно прямой спиной и вьющимися густыми каштановыми волосами, собранными в прическу, чем-то напоминающую торжественную греческую, с элементами плетения и украшенная цветами. Платье особе было под стать прическе: прелестное, нежно-голубое, с пышной юбкой, не похожей на пирожное, но воздушной и романтической. Платье хоть и было красивым, что-то в нем было странным.
Несоответствие моде.
Оно напоминало нечто среднее между первым бальным нарядом Наташи Ростовой, викторианскими одеждами настоящих леди и современными вечерними платьями. К тому же от одного плеча к талии тянулась широкая алая лента с какими-то символами и словами. На тонкой талии висел тяжелый пояс с каменьями, совершенно не подходящий наряду. А в волосах сверкала самая настоящая корона: небольшая, но горделивая, то ли из платины, то ли из белого золота, на обруче которой виднелись несколько лепестков, увенчанных искрящимися камешками - они сверкали на падающем на лицо девушки свете. И это лицо... Узкое, чуть заостренное к низу, с правильными аккуратными чертами и с выражением, граничащим где-то между независимостью и высокомерием, безумно напоминало мне мое собственное. Те же синие глаза, уголки которых немного опущены вниз, тот же прямой нос с достаточно высокой переносицей, которая мне никогда не нравилась, те же брови с изломом, те же капризные губы вишенкой.
Мое и не мое одновременно.
Только кожа хоть и ровная, но матово-бледная, словно девушка припудрена сухим молоком, и скулы ее совсем не подчеркнуты, как привыкли это делать на обложках модных журналов, а от того лицо ее кажется кукольным. И яркие глаза с длинными черными ресницами на первый взгляд принадлежат особе гордой, требовательной, привыкшей командовать и знающей себе цену, но скрыто в них что-то смелое, задорное, даже боевое... Девушка в небесном платье на портрете не просто знает себе цену, она знает цену другим. Знает цену предателям и верным слугам, врагам и любимым, тем, кто пойдет до конца и тем, кто остановится на середине пути.
Какие странные мысли, Боже! О чем я думаю?! Это вообще что такое? Кто эта девица в голубом платье? Что это за место? Это ведь не сон! Совсем не сон, не сон! Я сошла с ума? Это галлюцинации?
Господин Жердь при помощи вездесущего молчаливого Ратецки оттирался от моего чая, господин Колобок всплескивал пухлыми ручками и закатывал глаза, а я смотрела на себя, забыв дышать.
- Кто это? - прошептала я, кусая губы и сжав кулаки так, что ногти впивались в кожу.
- Это совершенно точно вы, Ваше Высочество, - скороговоркой говорил Эддисон где-то на заднем плане. - Ох, и потрудился я, чтобы вытащить вас из другого мира. Вы так, Ваше Высочество, не делайте больше.
Время остановилось. Воздух замер, солнце застыло, кровь в жилах стала подозрительно горячей.
Другая я на картине насмешливо улыбалась, чуть приподняв уголки малиновых губ. Я не умела так улыбаться.
Не обращая внимания на подозрительно покашливающего, суетящегося господина Колобка, мрачного, как сизое дождевое облако, господина Жердь и играющего в невидимку почтенно согнутого в очередном поклоне Ратецки, я не без труда встала с диванчика и крохотными шажками направилась в сторону огромного портрета самой себя. Это я? Нет же, быть не может. Не я это. Фотошоп? Розыгрыш друзей? Продолжение таинственной дурной истории с предупреждениями не общаться с кем-то там?
Я вплотную подошла к портрету с такой знакомой незнакомкой в небесном платье и с короной и уставилась ей в глаза. Мне показалось, что ее улыбка стала чуть шире.
- Кто ты? - прошептала я, коснулась кончиками пальцев полотна и в следующее мгновение уже прижималась щекой к паркету, позорно упав в обморок. И в голове лишь только проскочили слова, что слышала недавно я на одной из репетиции:
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь...
Пришла я в себя довольно скоро - солнце совсем чуть-чуть успело передвинуться к горизонту и все еще освещало библиотеку, играя на корешках книг. Я возлежала на все том же диванчике, с тремя подушками под головой, накрытая тонким шерстяным пледом, из-под которого высовывалась лишь моя голова да рука, пульс которой с задумчивым видом щупал господин Колобок. Рядом с ним на столике высился поднос с дымящимися чашками, от которых по всей комнате разносился лимонно-травяной аромат, щекочущий нос. Там же высилось нечто, похожее на аромолампу, от которой исходил тонкими струйками синеватый дымок. Почему-то именно глядя на него, я вдруг точно осознала, что не сплю. Это не сон во сне, это какая-то совершенно невероятная реальность.
- В лекарской магии я не силен, но Ее Высочество должна прийти в себя, - говорил Эддисон барону.
- Смотрю, вы ни в чем не сильны, - с недовольством произнес тот.
- Ха! Пространственная магия - мой конек, - вскинулся господин Колобок. - Как ловко я и быстро нашел принцессу в Иномирье и выдернул обратно к нам!
- Только принцесса не помнит, что она принцесса, - проворчал господин Жердь и, заметив, что я открыла глаза, воскликнул: