Максимыч озлобленно грозит кулаком Кандыбе.
— Ух, ты! Березка махонькая!
Безудержный смех взрывает тишину. Люди смеются до слез, бессильно машут руками, в изнеможении приседают на корточки.
Не смеются только комиссар и командир. Они тревожно переглядываются.
Комиссар читает в глазах командира:
— Плохо дело. Вода продолжает прибывать. Краснофлотцы близки к истерике. Так смеются только люди, близкие к сумасшествию. Очень плохо. Глаза комиссара говорят:
— Ничего, пройдет, выплывем. Давайте действовать. Не упускайте момента — вперед!
— Товарищи! — Вдруг обращается он к матросам. — Нам всем выпало счастье показать, на что способны подводники. Положение наше трудное. Мы, наверно, сидим в разрушенном, затонувшем корабле. Только общим напряжением и безупречным подчинением можно одержать победу. Не забывайте о том, что при неудаче не только мы, но и наш флот потеряет одну боевую единицу. Потеряет «Пролетария». Вы знаете, сколько это стоит и как дорого обходимся мы советской власти. Будем биться до конца. Спокойствие, выдержка. Выплывем — факт!
И вдруг лицо комиссара осветилось улыбкой. Он берет с рундука царапающегося Керзона и подает его Максимычу.
— Держи, Максимыч, своего крестника, а то он на Кандыбу теперь в претензии. На базу придем, хвост перевяжем. Не беспокойся.
Максимыч берет мяукающего Керзона на руки, чешет ему за ухом и успокаивается.
Командир, словно ничего не случилось, вынимает часы и показывает их штурману.
— Сегодня в клубе — артисты из Москвы. Опера. В восемь вечера. Сейчас два — давайте торопиться, а то пропадут наши билеты, товарищ штурман!
Штурман, роясь в картах, спокойно отвечает:
— Ах, черт возьми! Чуть было не позабыл. Ну, ничего, мы еще успеем.
Краснофлотцы переглядываются. Всем становится стыдно и весело. Кандыба шепчем Петелькину:
— Ну, уж если командир в оперу торопится, — значит…
— По местам стоять — к всплытию!
Краснофлотцы исполняют команду, как на учении.
Собравши последние силы, «Пролетарий» дрожит и злится. Гневно бьет препятствие и наконец рушит его.
Вдруг, толкая друг друга, люди падают. Винты, до сих пор злобно урчавшие, заработали ровным гулом.
Что-то еще царапнуло корму «Пролетария», но он уже вырвался и летит ввысь.
Боцман, стоя у рулей, кричит срывающимся от радости голосом:
— Всплываем! 200… 170… 100… 40 футов!
Прошло несколько секунд, пока люди опомнились. Громогласное «ура» наполнило лодку.
Командир чувствует, как от всего пережитого слабеет тело.
«Пролетарий» оказался молодцом. Сознание победы ослабляет напряжение воли. Командир смотрит направо и видит, что вода сильнее пробивается через заклепки.
Комиссар все еще сжимает браунинг к кармане. Он скажет «всплыли» только тогда, когда увидит небо.
Петелькин чувствует, как радость жизни тугой пружиной развертывается в нем, но старается казаться равнодушным.
Теперь уж никто не думает о том, что воздуху осталось всего на несколько часов, что легкие отказываются работать, что в глазах пляшут радужные круги и разноцветные мухи.
У многих идет из носу кровь.
Все это ерунда, мелочь: сейчас в открытые люки ворвется спасительная струя воздуха, покажется небо, солнце, чайки. Максимыч, не сводя глаз с приборов; электростанции, одной рукой гладит Керзона и ласково шепчет:
— Котяка ты мой!.. Испужался?
Вдруг снова, где-то наверху рождается шум. Он приближается и растет со стремительной быстротой. Люди наклоняют головы.
Продолжающий всплывать «Пролетарий» получает страшный удар по перископу… Резко кренится на бок. Крик командира:
— Погружайся!
Выстрел… борьба… шепот комиссара:
— Что это ты, товарищ, задумал? Брось, говорю тебе!
В кромешной тьме «Пролетарий» камнем летит на дно. Над тем местом, где он должен был всплыть, стремительно проносится миноносец. За кормой от бешеной работы винтов водоворот брызг и пена.
Максимыч сидит на верхней палубе «Коммуны», затягивается папироской и тормошит за ухом Керзона. Лицо Максимыча покрыто странными царапинами. Керзон довольно мурлычет и щурит зеленые глаза. Одна лапа его аккуратно перевязана чистой марлей и торчит на отлете, кажется, что Керзон норовит с кем-то поздороваться за руку. Обступившие Максимыча краснофлотцы с других лодок вот уже полчаса просят рассказать его о том, что стало с «Пролетарием», когда на него налетел миноносец.