Внутри вагона солдаты сгрудились над лежавшим на полу Дмитрием, старательно проводя первую медицинскую помощь.
- Врача, - выкрикнул Захар одному из охранников, а сам двинулся к Дмитрию. Второй охранник в это время вскинул винтовку на случай нападения и встал в проходе.
Лицо Дмитрия прямо на глазах у всех переходило от теплого оттенка жизни к синеватым краскам, зовущим саму смерть. Солдаты беспомощно смотрели на него, не в силах уже что-либо предпринять.
В какой-то момент Дмитрий открыл глаза и взглянул на Захара почти пропавшими зрачками. Было видно, как тот собрал всю силу, чтобы вложить ее в легкое подобие улыбки. Дмитрий даже смог приподнять руку, подзывая жестом Захара к себе.
Захар наклонился к Дмитрию так близко, как только мог. Он ощутил на себе его дыхание. Изо рта доносился запах чего-то кислого, смешанный с тем запахом, который витал в воздухе в медицинских помещениях Центра.
- Наконец-то... - издал Дмитрий едва слышно, будто он лишь слегка выпустил воздух из легких, чуть изменив его направление.
После этого его лицо стало серым, жизнь мгновенно покинула Дмитрия.
Несколько секунд Захар был в полном ступоре, не зная, что предпринять. Он смотрел на застывшие лица солдат, на охранника, который был слишком активен для остановившегося вокруг времени. Он кричал, пытался пролезть к Дмитрию, но тут же отшатывался обратно и хотел бежать за помощью. Но Захар уже понимал, что поздно.
Из соседнего вагона привели врача, Захар в этот момент уже выходил. Он кое-как добрёл до кабинета и осел перед Михаилом, ничего не говоря.
- Чем дальше, тем больше вопросов, - сказал он.
- Что там? - коротко осведомился Михаил, не желая засыпать Захара вопросами; он видел, с каким выражением лица Туполев вошел в кабинет.
Градоначальник некоторое время сидел и не отвечал, после чего полностью пересказал увиденное. В какое-то мгновение Захар увидел в Михаиле того самого Судью, который когда-то вершил судьбами, не двинув ни единой мышцы на лице. В последние годы Михаил сильно смягчился, начал жалеть людей и уже не мог так же хладнокровно принимать решения, хоть и оставался Судьей.
- Дмитрий, видимо, решил замести самую крупную улику...
- Себя, - закончил фразу Михаил.
- Да. Наверное, принял заготовленную заранее ампулу с ядом. Либо еще что-то. В любом случае, от него мы больше ничего добиться не сможем.
- Думаю, солдат смысла спрашивать нет. Почти каждый раз приезжают новые люди и, если задумка стояла от руководства Центра, их бы ни за что не просветили. Надо осмотреть тело, может у него были какие-то личные документы или записи.
- Ничего. Пока я брёл по вагонам, меня догнал врач и сказал, что в карманах у Дмитрия не было ничего. Не нашли ни ампулы, ни других ёмкостей. Солдаты говорят, что ему просто стало плохо, он начал заваливаться и в этот момент мы открыли дверь. Не представляю, что с этим делать.
- Едем в Центр. Забудь о Дмитрие, он свою роль уже сыграл.
- Ты прав. Точно, совсем забыл, я прислонился к нему перед тем как он окончательно отключился. Он прошептал мне что-то вроде «наконец-то». Видимо, он ждал, что мы давно решимся на такой шаг.
- Возлагал надежды еще на Лестера.
- Может быть.
Часть 2 / Глава 19
До самой ночи Захар почти все время просидел в одиночестве. Михаил ушел, чтобы обсудить с Ерёменко, как они собираются напасть на одно из самых защищенных мест нынешнего мира, а Туполев остался, чтобы свести мысли воедино. Он думал о жизни, о случившемся. Его волновали судьбы людей, которые были с ним. Только сейчас, когда решение уже неизбежно, он все больше стал задумывать об их жизни, о том, что совсем скоро их могут убить. От этого постоянно пробегала дрожь, заставляющая съеживаться в кресле.
Захару полегчало только, когда с небес сошло Солнце, уступив место другим звёздам. Он всматривался в эти далёкие миры, пытаясь отыскать такой же, в котором находился он, но ему никак этого не удавалось. Он тысячи раз уносился вдаль, забирая чувства за собой, прокладывая для них дорожку из желаний, мечтаний и возможностей, а те приносили для него ощущение реальности происходящего.
Захар понимал, что вполне возможно попасть на Поколение, но это потребует очень больших усилий и от него, и в большой степени от людей, которые на него надеятся. Он чувствовал поддержку, исходившую из соседних вагонов, она потоком вливалась в его сердце, сдерживая от бешеного ритма. Если бы не люди, он давно бы слёг с больным сердцем.