- Ох, а вы умеете эффектно появиться, - сказал Эдуард.
- В мое время по-другому нельзя было притащить нарушителя на казнь. Мы посовещались в поезде и решили, что поедем в Центр днем. Думаю, они уже спохватились, что поезд пропал, но нам все равно нужно как можно скорее туда добраться, пока они не укрепились до состояния муравейника.
- Тогда предлагаю всем отправиться в бар и немного расслабиться перед выездом! - радостно воскликнул Эдуард, развернулся и зашагал в сторону города. Но через несколько метров он остановился, потому что понял, что за ним никто не идет.
- Бар? - в пол голоса спросил Михаил.
- Ну да, разве вам не нужно чуть набраться храбрости перед завтрашним днем?
- В последний раз, когда в Инсбурге было спиртное, мне было... Кажется, семь лет.
Глаза Эдуарда округлились, что виднелось даже ночью при свете фонарей. Он в недоумении почесал затылок, а потом спросил:
- То есть, в вашем городе сейчас не осталось почти никого, кто хотя бы знает, каков алкоголь на вкус?
- Да, - сказал Захар. - И насколько мне известно, будет очень плохо, если наши люди начнут пить.
- Согласен.
- Где они сейчас?
- На центральной площади, я думал сначала отвести их туда, а потом уже повести в бар, но раз...
- Исключено, - сказал Михаил, - лучше покажите, где им лечь, чтобы поспать, а с шести утра мы начнем готовиться к отъезду.
- И утром не забудьте об отборе желающих поехать в Центр, - добавил Туполев.
Когда все они шли к площади, огибая коричневые постройки, захватывавшие у Захара дух, Оливия спросила у него шепотом:
- В Инсбурге разве нет спиртного?
- Нет.
- Но я помню, что мой папа хотя бы раз в месяца выпивал... Он приносил бутылку из подвала, открывал ее и усаживался с бокалом на кресле. Пахла эта штука очень неприятно, но то, что алкоголь был, я уверена.
- Консервы, книги, алкоголь, что еще было у Распределителя, чего не было у простых людей? - ни с чего завелся Захар.
Оливия отпрянула от него, но он сразу же извинился и прижал ее к себе.
- На меня слишком много наваливается, я так не могу.
- Я понимаю, - прошептала она и еще сильнее прижалась.
Площадь была битком забита жителями и Инсбурга, и Сеганеса. Вторых было меньше, потому что многие сочли лучшим поспать, а уже утром посмотреть на всё при солнечном свете.
Захар отыскал в толпе Ерёменко, подошел к нему и спросил:
- Мы успеем подготовить всё? В Инсбурге мы-то успели за день, но и задача стояла поменьше.
- А у нас есть выбор?
- Что-то в последнее время у меня нигде не остается выбора...
Захар проспал несколько часов, но проснулся еще до рассвета и решил пройтись по Сеганесу. Свежее дыхание ночи обвивало его, завораживало и подталкивало на приключения. Ему вспоминалось детство, когда он мог притвориться храбрым покорителем заснеженных вершин или космическим пиратом и отправиться в приключения. Он становился тем, кем считал нужным, и никто не мог указать на его место в мире.
Что с тех пор изменилось? Почему мы перестали быть теми маленькими детьми, которые с охотой преображали этот мир, делали его лучше, желая стать самыми дальновидными людьми на планете? А теперь мы слепо смотрим на корабль, который даже не мы построили, хоть он и состоит из добытых нами ресурсов, и хотим силой отобрать его. Мы смотрим, но не видим. Мне кажется, человечество никогда не найдет в себе сил сказать, что оно совершает непоправимые ошибки. Вот и сейчас мы совершаем их, но идем до конца, считая, что нашли верный путь.
Но Захар, как и все его соратники, не считал, что их путь ложный. Существовало много причин, по которым он хотел отказаться от всей затеи, слезно вымолить прощение у Центра и вернуться в родной Инсбург, чтобы спокойно жить. Но только одна единственная причина, из-за которой он не мог так поступить, тянула его вперёд, а за ним всех людей.
Он взглянул вверх, как делал сотни раз, и увидел эту причину. Миллиарды причин.
Город не пустовал, как Инсбург в это время. Слышались крики шумных компаний, бродивших по улицам в поисках собственных приключений, виднелись влюбленные пары, и даже несколько пьяниц, пытавшихся добраться домой. Когда Захар их видел, его обдавало холодом, будто перед ним шла сама смерть.
Захар дошел до железнодорожной станции и только сейчас разглядел, что она сделана гораздо лучше, чем в Инсбурге. Помимо фонарей перрон еще был выложен сероватой плиткой, а над головой тянулась длинная крыша, защищавшая от непогоды.
На станции он увидел около десятка своих людей, которые сначала активно над чем-то спорили, опираясь на груду ящиков, а когда Захар подошел, половина из них направилась в сторону города.