Примерно через пол часа пути вдалеке показалось огромное здание. Захар и все остальные дети буквально телами прилипли к окнам, разглядывая грандиозную, по масштабам Инсбурга, постройку. В здании не было стекол, верхние этажи давно разрушились и по большей части лежали грудой бетона на земле. Захар видел, что даже в этой свалке сырья нет ни единого металлического кусочка, чувствовалась грозная рука Центра, выгребшего весь металл.
Обед, как и обещали, принесли ровно через час. Ничего удивительного им не подали, небольшая тарелка безвкусного супа, где только в каждой второй тарелке плавал один кусочек мяса размером с мизинец, и тарелка с пюре. Единственное, что оценили все дети, - это посуда. Они ели с белых глиняных тарелок, разрисованных удивительными синими узорами. У кого-то эти узоры напоминали животных, но у большинства это оказались произвольные линии, не создающие определенного рисунка, отчего у детей вдоволь разыгралось воображение.
- Это лягушка, я тебе говорю! - кричал голос через одну кровать от Захара.
- Да ты-то хоть раз видел лягушку? - спрашивал у него другой голос.
- Конечно, мне мама картинки показывала!
- Картинки? Да что ты врешь, в музее небось нашел где-то и попросил смотрительницу припрятать для тебя.
- Нет же, у меня дома альбом есть с картинками.
- Докажи!
- Да как же я докажу тебе, мы вообще-то в Центр едем.
На этом спор затих.
- А у меня, по-моему, рисунок медведя, - медленно проговорил Захар, показывая свою тарелку Оливии.
Она подняла взгляд от своей нетронутой еды и перевела его на тарелку, которую показывал Захар. Некоторое время она молча разглядывала рисунок, после чего сказала:
- Это не медведь, а лев. Или же кто-то из кошачих, но никак не медведь.
- Ну, я медведя только на небе видел...
Оливия приподняла брови.
- То есть как, на небе?
- Есть такие созвездия, Большая и Малая Медведица.
- И что, они вот так выглядят? - спросила Оливия.
- Ну-у-у, может, есть что-то схожее - ответил Захар. Он взял тарелку со своим недоеденным пюре и опустил палец в уже остывшую картошку. Он оставил на стекле семь точек, после чего легкими движениями соединил их и вытер палец. - Вот это Большая Медведица, так она выглядит на ночном небе.
- Больше похоже на ковш, - Оливия уже с интересом слушала Захара и разглядывала рисунок, начерченный картошкой на грязном окне вагона.
- Да, но называется почему-то Большой Медведицей. Я не видел медведей, но вот это созвездие смогу узнать из тысячи!
Оливия взяла у Захара из рук тарелку с пюре и тоже макнула туда палец. Через несколько секунд на стекле возникли контуры зверя, она даже выделила глаза и рот, словно растягивающийся в улыбке. Захар не удержался и рассмеялся, Оливия подхватила его смех.
- Мне кажется, мой медведь больше похож на медведя, - сказал Захар.
- Знаешь, я даже где-то согласна.
Медведь Оливии вышел настолько комичным, что даже Маргарита Валерьевна, собиравшая у детей посуду, оценила рисунок на стекле легким смешком, хоть и приказала Захару сходить за тряпкой в конец вагона и привести окно в порядок.
Через пару часов после обеда в вагоне послышался сильный топот ног. Захар проснулся от послеобеденного сна и увидел, что по узкому коридорчику бегут солдаты. Только у них не было оружия и бронежилетов, лишь в подмышках зажаты куртки цвета хаки.
В конце их небольшой группы Захар увидел того военного, который месяц назад разрешил ему подержать винтовку. Он протянул руку и приостановил солдата, тот сначала непонимающе уставился на ребенка, но потом улыбнулся и спросил:
- Все в порядке?
- Да, а куда все бегут? - сразу же задал вопрос и Захар.
- Подъезжаем к другому городу, - ответил солдат и побежал догонять своих.
А через минуту вагон затянула почти непроглядная тьма: окна задвинулись деревянными ставнями, через которые почти не проходил свет. Нигде не осталось ни одной расщелины, чтобы посмотреть, что происходит снаружи. Дети разволновались, стали ходить по вагону, пока не пришла Маргарита и не успокоила их. Она говорила всем, что это всего лишь на несколько часов, пока поезд приехал к другому городу, что Дмитрий сделает свое обычное объявление и поезд снова тронется.
Снаружи то слышался гомон жителей, то громкие выкрики Дмитрия. Люди перед поездом что-то бурно обсуждали, то давая сказать слово Дмитрию, то вновь норовя перекричать весь мир. Так всегда, выступающий пытается высказать свою идею, ответить на вопрос или донести важную информацию, а слушающие не хотят быть слушающими: в эти моменты ораторами становятся они.