Вслед за Диким в вагон робкими шагами зашел Дмитрий. Он молча наблюдал, что собирается делать всадник, ненадолго оставивший своего коня.
Дикий встал между сидениями, на которых находились дети, нахмурил заросшее лицо и несколько раз с силой втянул воздух в легкие. У него раскрылась пасть и оттуда вылетели совершенно непонятные звуки. Будто слова глотались, не успевая произноситься, настолько быстро перетекали они один за одним. Дети понимали некоторые буквы, но значения слов оставались неведомыми.
Дмитрий что-то сказал Дикому такими же чавкающими словами, складывая из них, казалось, осмысленную речь. Для детей это больше походило на разговор двух зверей, чем людей. Дикий ответил Дмитрию и вышел из вагона.
- Что это было? - с заметным испугом в голосе спросил Крупеня.
Захар первым услышал, что в поезд опять заходят и успел сказать: «Тихо!».
В вагон теперь вошел другой Дикий. Он одет практически так же, только на плечах сверкали маленькие золотые звезды, словно этим он подчеркивал собственную важность среди других. Лицо у него такое же заросшее, но не черными густыми волосами, а соломенными, свисавшими лапшой.
- На этом языке говорите?
Дети испугано переглянулись и почти разом кивнули Дикому.
- Русский, значит. Поселений с этим языком не так много, ими забита только южная часть. Откуда вы? Устюг? Но оттуда уже всех увезли. Может быть, Инсбург?
Детей охватил испуг, мгновенно выразившийся на лицах.
- Точно. Ну и как вам в Центре? - спросил Дикий с усмешкой. - Наверное, впечатляет вид корабля? Насколько он там готов уже, Дим?
- Пятнадцать процентов, - сказал Дмитрий с заметной злобой в голосе.
- Неплохо. Зачем вам дети? У вас же в Центре хватает населения для корабля. А этих ведь еще нужно учить языкам. Хотя бы самому понятию языков.
- Это неважно, - Дмитрий словно уловил едва заметную слабину в светловолосом Диком и решил проверить. Но как только он закончил фразу, Дикий одним рывком подскочил к Дмитрию, схватил за горло и поднял на несколько сантиметров над землей. Дмитрий еле слышно хрипнул, но кисть Дикого разжалась, выронив представителя Центра как котенка на землю.
- Да ты, видимо, научился огрызаться? Радуйся, что я не передавил тебе глотку, ты нам еще пригодишься.
Дикий выглянул наружу и крикнул своим соратникам несколько непонятных слов. Затем вернулся и обратился к детям:
- Меньше слушайте этих.
Снаружи послышался шум, похожий на рёв пикапа, но в несколько раз сильнее. Нарастая, он заполонил собою весь поезд, что тот аж слегка задрожал.
- Быстро ваши примчали, - сказал Дикий Дмитрию. - Надеюсь, мы с тобой больше не увидимся.
Дикий выскочил из поезда.
Уже через пару минут створки на окнах подняли, вокруг не было ни одной лошади. Только два вертолета и множество вооруженных до зубов солдат, окруживших поезд.
- Скоро поезд починят и поедем, - сказал Дмитрий и вышел наружу.
Когда Ренье ушел, Лестер сделал себе небольшой перерыв. За последние дни он постарел лет на десять и чувствовал, как организм сообщает ему о внутренних неполадках. Сердце работает не так, словно оно перестало отбивать привычный ритм, сбилось с темпа и никак не может настроиться. Мышцы то и дело сводит, он вынужден во время разговоров с людьми часто выпрямляться, разминать суставы и поговаривать про себя: «Только не сегодня. Давай продержимся до конца этой истории, а потом можно будет уйти на покой?». Но организм не хотел ждать.
Лестер вошел в комнату отдыха, куда любой сотрудник администрации мог прийти в свободное время. Здесь стоял ветхий диванчик, на котором уже сотни человек успели провести долгие часы дневного сна, а в углу висела самодельная боксёрская груша. Её сделал Кириченко, министр труда, который замещал этот пост еще задолго до Матвеева и Ренье. Лестер видел Кириченко только будучи совсем маленьким, он уже и не помнил, как тот выглядел. Хотя он знал, что уж тот министр труда понимал свое дело на сто процентов и руками умел работать не хуже простого работяги. Он тратил личные деньги и время на ткань, скотч, резинки и песок, чтобы впоследствии сделать здесь грушу. Снаружи ее покрывала красная ткань: Кириченко говорил, что этот цвет заводит человека и хочется выплеснуть лишнюю энергию. Прошло много лет, а груша всё так же почётно висит в комнате отдыха. Ее часто приходилось латать, пару раз докупался песок, но память о человеке до сих пор жива. Избита, но жива.