На нижней койке лежала Кристина. Захар присмотрелся к ней. Её привычная красота пленила, но в ней будто что-то изменилось, утратилось. Исчезли мельчайшие нотки, которые способен уловить только близкий человек. Захар сжал губы и быстрым шагом пошел в сторону обветшалого шкафа.
Он достал оттуда груду тряпок. Широкие штаны, которые, однако, хорошо на нем сидели, и рубашка, в которой удобно вспахивать поле. Эти вещи Захару подарила Кристина на тринадцатый день рождения, и ему стало совсем не по себе, когда он увидел на штанах еще одну появившуюся дырку.
Захар шел по улице, когда заметил впереди градоначальника и министра труда. Руслан Георгиевич что-то в легком возбуждении рассказывал Лестеру, однако тот смотрел на него стеклянными глазами, как будто рядом и вовсе никого не было. Захар еще немного прошелся за ними, потом заметил, как мэр быстрым шагом направился в сторону администрации, а Матвеев остановился, будто прирос к земле.
Захар с деловым видом подошел к министру труда и спросил:
- Руслан Георгиевич, все в порядке?
Матвеев пошатнулся, но облегченно вздохнул, когда увидел перед собой Туполева-младшего.
- Ах, Захар, это ты. Все хорошо. Ты почему уже не спишь? До начала рабочего дня еще целых... - Матвеев инстинктивно поднял левую руку и взглянул на запястье, но вспомнил, что лишился наручных часов, когда ему пришлось обменять все ценности у военных на лекарства для Лизы, его дочери.
В Инсбурге был всего один врач, имевший достаточный уровень знаний, чтобы таковым являться, - Ескали Айратов. Этот невысокий и чудаковатый мужчина славился золотыми руками и колкими выражениями, которые ему прощались только из-за его неоспоримой важности. Он мог сказать пациенту, что тому осталось жить пару дней, почесать густые темные волосы и пожать плечами. Ему слишком часто приходится видеть смерть. Сам он говорит, что не раз беседовал вечерами с Костлявой, пытаясь понять, чего она добивается, но каждый раз она лукаво улыбалась и забирала еще одну душу. Ескали, точно ударил ножом Матвеева в грудь, сказал тогда: «Грипп». Министр труда заложил почти всё, включая часы с некоторыми металлическими запчастями, на медикаменты. Но спасти Лизу не смог даже чудотворец-Айратов.
- Пару часов, - наугад сказал Матвеев, понимая однако, что оставалось не более получаса.
- Я сегодня решил пораньше приняться за работу! - гордо объявил Захар.
- Вот оно как.
- Все мои еще спят, но мне кажется, что я вполне бодр и готов скосить просто горы пшеницы! - глаза Захара сверкали, Матвеев видел, насколько мальчик пытается рассчитаться за свою выходку, но это стало бы слишком мягко. И часть питания его семьи, которое было урезано, уже ушло другим, поэтому министр труда лишь улыбнулся в ответ, потрепал Захара по волосам и направился в сторону администрации.
Захар стоял слегка разочарованный, но не менее преисполненный решимости. Если не сегодня, то уже в ближайшие дни он рассчитывал вернуть утраченную пищу.
Мальчик легкой трусцой побежал в сторону полей. Из некоторых домов уже выглядывали сонные горожане, гордо кивая головой, дескать, вот оно - будущее, которое способно изменить жизнь Инсбурга.
День выдался очень жарким. Захар скинул свою рубашку, чтобы не портить её дальше, и работал косой не покладая рук. Из-под ржавого лезвия то и дело летели колоски пшеницы, словно брызги лазури из-под моторной лодки.
Когда Солнце встало в зенит, к Захару пришел сторож Василий, чтобы удостовериться, что юнец на месте. Но одного удостоверения оказалось мало, и через час Василий пришел с раскладным стульчиком и уселся рядом.
- Василий Иванович, - обратился Захар к сторожу, - а разве вам не надо следить за другими? Я же здесь не один работаю.
- А с тебя сегодня проку больше: молотишь как комбайн. Другие пусть работают чуть меньше, зато ты с лихвой попашешь.
- Комбайн?
- Зерноуборочный комбайн. Вас в школе совсем ничему не учат?
- Никогда о таком не слышал, а что это?
Василий хоть и был иногда злым кабаном, но, как только выдавался случай, он снова превращался в доброго пухляка, сидящего на веточке и чирикающего свои истории. Он просто обожал рассказывать истории из той жизни, которой, как он говорил, «никогда у вас больше не будет». Дети смеялись над этими словами, а взрослые грустно вздыхали, хотя при этом, ни у кого «той» жизни и не было, давно умерли жители довоенного времени.
- Раньше на полях не работали люди. Нет, не так, - Василий задумался, и только после нескольких минут раздумий продолжил. - Сначала поля возделывали только люди, как ты, твоя сестра и все остальные. Тогда, конечно, в двадцать лет человек уже был вполне взрослый, потому что жили лишь по тридцать, это сейчас можно и до семидесяти дожить, если Распределитель не уменьшит твой паёк. Так вот, а потом на смену людям пришли огромные машины. Большие железные монстры, которые всё это поле могли убрать за один-два дня.