И они вдвоём с капитаном Трофимовым сами не заметили, как опустошили весь чайник и схрумкали почти все печенья домашнего приготовления.
– Видно, Таня пекла, – подумал следователь.
– Капитан, ты часто квартиры обходишь, поинтересовался Наполеонов.
– Когда как, – отозвался Трофимов.
– И везде так привечают?
– Ага, – хмыкнул капитан, – на днях у Крюковых чуть бутылкой по лбу не приложили.
– Да, – неопределённо протянул Наполеонов.
Опрос соседей оперативниками мало чем порадовал. Все, как воды в рот набрали. Было ясно, что народ Майскую не любил.
.Соседка из квартиры напротив заявила, что в гости к Терезе давно никто не приходил. Родственники с ней знаться давно перестали.
На вопрос где эти родственники и как их звать, пожимание плечами.
Ринату Ахметову удалось разыскать двух старичков старожилов из соседнего дома, которые когда-то хорошо знали Вениамина Майского. И запомнили его человеком, неунывающим ни при каких обстоятельствах.
На вопрос оперативника, – что же этот оптимист сбежал от жены и дочери, ответили, что никто не может жить в одном омуте с двумя крокодилами.
– То есть дочка, Тереза Майская тоже была не сахар?
– Это вы верно, молодой человек заметили, хуже хины была Терезка, упокой её душу грешную.
– Так уж и хуже хины? – не унимался Ринат.
– Вот тебе крест!
А второй добавил, – хина горькая, но лечит, а эти две кого хочешь, могли искалечить без всяких подручных средств, одним языком.
В это время следователя разыскивал старший лейтенант Дмитрий Славин, но столкнулся он с ним только на выходе из подъезда. Можно было бы сказать – нос к носу. Но реалистичней – нос к пуговице. Так как следователь с его невысоким ростом как раз утыкался Славину в верхнюю пуговицу.
– Александр Романович! – обрадовался старший лейтенант.
– Чего ты орёшь, как оглашенный! И чуть по стенке меня не размазал.
– Я нашёл!
– Чего? Вчерашний день?
– Нет! Подозреваемого!
– Идём отсюда.
– Куда?
– На улицу выйдем. Ты же не хочешь, чтобы о твоих подозрениях через пять минут весь подъезд знал.
– Я, думаю, они и так знают, – смущённо пробормотал Дмитрий.
– Ты что всех оповестить успел? – подозрительно уставился на него следователь.
– Да, нет! Они сами?
– Как это сами? Докладывай! – тем временем они уже дошли до лавочки на отшибе и сели.
– Значит так, обхожу я квартиры. Открывают немногие.
– Почему?
– Так на работу разбежались, по делам.
– А.
– А те, что отпирают, запираются.
– В смысле? Дверь у тебя перед носом закрывают?
– Да, нет! Не хотят рассказывать. Но в одной квартире мне повезло несказанно! Я там на одну шуструю старушку наткнулся. И она мне такое рассказала!
– Ты короче можешь?
– Сложно. Но постараюсь. Значит так, сидим мы с бабулей этой на её кухне. Пьём чай. Она рассказывает. А я крендели уписываю и на ум мотаю.
Наполеонов про себя подумал, что ему и в голову не приходило, что этот ореховоглазый мальчик из интеллигентной семьи может любить крендели.
– Хотя почему бы и нет, вздохнул следователь, – и к тому же ради того, чтобы получить нужную информацию может понадобиться и лягушку съесть. И съешь ведь! Тьфу ты! Хотя французы вон едят и ещё нахваливают.
Славин тем временем рассказывал, что, по словам старушки, последней сплетней Терезы была версия о том, что своих двойняшек Катя Ковригина родила не от мужа своего Родиона, а от соседа Гриши. Григория Покровского.
У твоей свидетельницы имя, отчество, фамилия есть?
– Есть! Евдокия Никифоровна Лопырёва.
– Вот. А то развёл мне тут ОБС.
– Чего? – не понял старший лейтенант.
– Название самой безотказной организации поставляющей информацию правоохранительным органам. Ну и иным интересующимся.
– А что есть такая? – не поверил Славин.
– А как же!
– И как расшифровывается аббревиатура?
– Одна бабушка сказала
– А… – рассмеялся лейтенант.
И став серьёзным, уверенно сказал, – моему источнику можно верить.
– Ну-ну.
– Все слышали, как убить за это Терезу обещали и Родион и Григорий. Но насколько известно общественности, активные действия приняла только Зоя Степановна – жена Гриши. Она подкараулила Терезу на лестнице и сильно побила её, даже клок волос выдрала. А синячище под глазом, по словам Лопырёвой, поставила ей такой, что Тереза могла бы несколько дней освещать двор вместо уличного фонаря.
– Ты хочешь сказать, что люди видели, как они дрались?
– Видели и даже аплодировали. Как мне сказали, все болели за Зинаиду и кричали, – давай, Зина! Давай!