Подходит Савкин.
— Какие впечатления, товарищ командир? — спрашивает он со своей обычной улыбкой.
— Пока ничего, — как можно бодрее отвечает Коншин.
— Где у вас капсюли от гранат?
Коншин залезает в карман брюк и достает их.
— Положите в левый карман гимнастерки… Понимаете почему?
— Не совсем.
— У нас одному полбедра отхватило. Пуля как раз по карману брюк скользнула… ну, они и взорвались.
Коншин теперь понимает и перекладывает завернутые в бумажку капсюли в карман гимнастерки… Да, если пуля или осколок попадет сюда, то уже неважно, взорвутся они или нет…
— Теперь лопата… — продолжает Савкин.
— Что лопата?
— Выньте из чехла и заткните за пояс железякой вниз. Поняли? Вот так. Живот прикрывает…
Коншин понимает. Но эти приготовления к тому, что в твое тело будут входить пули или осколки, и то бесконечно малое, что ты можешь сделать, чтоб его защитить, заставляет тошнотно заныть низ живота и вызывает нервную зевоту, которую он не может унять.
— Почему нет окопов? — спрашивает он Савкина, чтобы что-то сказать и этим разговором скинуть с себя то противное и унизительное, что копошится в душе.
Савкин в ответ пожимает плечами:
— Видимо, не успели. Черново взято несколько дней назад.
— А у немцев они есть, как вы думаете?
— Наверняка. В Чернове обороны было не видать. Они сдали его, наверно, без особого боя, а вот в тех деревнях укрепились… Брать будет трудно. Видите, сколько угрохали народу… — Он молчит, а потом досказывает с горечью: — Да, порядка, на мой взгляд, не прибавилось.
— Прекратите, Савкин, — обрывает его Коншин.
— Товарищ командир! — подбегает к нему сержант с первого отделения. — Диков отказывается выполнить приказание! Назначил его наблюдателем — а он не желает подходить к краю и занимать свое место.
— Пойдемте! — бросает Коншин, и они почти бегом направляются туда.
Диков сидит, прижавшись спиной к елочке, с выпученными белесыми глазами, и его бьет как в лихорадке.
— Встать! — командует Коншин взбешенно.
Тот неохотно, словно поднимая тяжесть, с трудом встает, в глаза не смотрит, руки дрожат.
— Марш на свое место!
— Не пойду-у… — глухо, с каким-то завыванием отвечает Диков и начинает трястись еще больше.
— Повторить приказание! — повышает голос Коншин и берет автомат на изготовку.
— Почему я? Почему? — взвизгивает Диков и пытается снова опуститься на землю.
Коншин схватывает его за рукав и держит, не давая присесть.
— Сержант, позовите трех человек! — говорит Коншин, продолжая удерживать Дикова, и глядит ему прямо в глаза, но тот увиливает от взгляда, шаря зрачками по сторонам.
«Что делать?» — думает Коншин. Впервые за его армейскую службу такое — боец отказывается выполнить приказ. И где? На передовой! Ему противен этот здоровый и сильный мужик, трясущийся, с отвисшей челюстью, и ему хочется его ударить, но этого в армии нельзя… И тут чувствует Коншин, как страх, сжавший его поначалу, отпускает понемногу, как начинает сходить оцепенение первых минут, как презрение и злость к Дикову, необходимость действий совершенно сгоняют то ощущение кошмара, охватившее сперва при виде передовой. Он словно просыпается. Подходят двое бойцов.
— Взять его и отвести на место! — голос Коншина уже тверд.
Дикова хватают за руки. Сначала он только упирается, но потом начинает вырываться и, вырвавшись, падает на спину. В глазах ужас и ненависть. Его уже втроем — отделенный тоже — пытаются поднять, но он отбивается ногами, и его никак не удается схватить.
— Отставить! — Коншин подходит вплотную к Дикову.
Тот все еще сумасшедше бьет ногами по воздуху… Да у него истерика, думает Коншин и решает действовать по-другому.
— Успокойтесь, Диков! Я все равно заставлю вас выполнить приказ. Понимаете — заставлю.
— Почему я? Почему меня… наблюдателем? — бормочет он.
— Оборону занимают все. Сегодня в наступление пойдут все. И вы тоже. Если откажетесь, вас расстреляют на месте. Вы понимаете это?
Нет, Диков ничего не понимает… Коншин же начинает видеть бесполезность своих уговариваний, хотя сколько раз в армии спокойный разговор действовал больше, чем угроза. Но с Диковым никогда не было взаимопонимания, Коншин не чувствует его как человека, но знает только одно — надо во что бы то ни стало заставить Дикова выполнить приказ. Во что бы то ни стало!