И если бы не узкая дорога, если бы не то обстоятельство, что людям, которых рубили саблями, некуда было разбегаться, и если бы стоявшие сзади не толкали передних, то Букоемские прошли бы через плотину. Но разбойники предпочитали лучше драться, чем утонуть в болоте, и потому сопротивление продолжалось долго и становилось все ожесточеннее. Разгорелись сердца и у нападающих. Они продолжали драться уже не ради добычи и не для похищения кого бы то ни было, а просто из бешенства. Когда возгласы на момент умолкали, слышалось скрежетание зубов и проклятия. Наконец разбойникам удалось остановить Букоемских. Братьям пришло даже в голову, что, может быть, настал их последний час.
А когда перед ними раздался лошадиный топот и громкие крики огласили заросли, окружающие трясину, они были совершенно уверены, что этот момент наступил, и начали еще отчаяннее бороться, чтобы хоть дорого продать свою жизнь.
Но вдруг случилось нечто непонятное. Сзади разбойников послышались многочисленные голоса: «Бей», и сабли засверкали в лучах лунного света. Какие-то всадники напали с противоположной стороны на разбойников, которых эта неожиданная атака привела в ужас. Задний выход с плотины был заперт, и потому им не оставалось ничего иного, как рассыпаться по сторонам. Только несколько человек продолжали еще отчаянно сопротивляться, большинство же, точно утки, попрыгали в болото, которое тотчас проваливалось под их тяжестью. Они хватались за тростник, осоку и камыш, удерживались за кочки или ложились навзничь, чтобы не утонуть сразу. Только одна маленькая кучка, вооруженная косами, неистово защищалась еще некоторое время, в результате чего было ранено несколько всадников, но, в конце концов, и эти последние разбойники, видя, что для них нет спасения, побросали оружие и упали на колени, прося пощады. Их взяли живыми для дознания.
Наконец всадники с обеих сторон очутились лицом к лицу и тотчас посыпались вопросы:
— Стой! Стой! Что за люди?
— А вы кто?
— Циприанович из Едлинки.
— Господи! Да ведь это наши!
И двое всадников тотчас выдвинулись из рядов. Один из них наклонился к пану Циприановичу и, схватив его руку, начал покрывать ее поцелуями, другой упал в объятия ксендза.
— Станислав! — воскликнул пан Циприанович.
— Яцек! — вырвалось из уст ксендза.
После обоюдных приветствий и объятий пан Серафим первый приобрел дар слова:
— Господи, откуда вы очутились здесь?
— Наш полк направляется в Краков. Мы с Яцеком получили разрешение ехать в Едлинку, но в Радоме на стоянке мы узнали, что вы все час тому назад отправились по большой дороге в Кельцы…
— Вам сказал это ксендз Творковский?
— Нет. Евреи в Радоме. Ксендза мы не видали. Когда нам это сказали, мы уже не поехали в Едлинку, а отправились дальше вместе с полком, уверенные, что не разойдемся с вами. И вдруг, после полуночи, слышим выстрелы… Мы все бросились на помощь, думая, что разбойники напали на каких-нибудь путников. Нам даже не пришло в голову, что это вы. Слава Богу, слава Богу, что мы не опоздали!
— На нас напали не разбойники, а Кржепецкие. Они хотели отбить Сенинскую, которая едет с нами.
— Господи! — воскликнул Станислав. — Ведь у Яцека душа от радости выскочит!..
— Я писал тебе о ней, но, по-видимому, письмо пропало.
— Мы уже три недели находимся в походе. Последнее время я не писал писем, потому что знал, что скоро приеду сам…
Радостные крики панов Букоемских, челяди и солдат прервали дальнейший их разговор. В тот же самый момент прибежали работники с зажженными факелами, которых пан Цштрианович приказал взять целый воз, чтобы освещать ими путь в темные ночи. На плотине стало светло как днем. Среди этих ярких огней Тачевский увидел серую лошадь, а на ней панну Сенинскую.
При виде ее Яцек онемел, а ксендз Войновский, видя его изумление, проговорил:
— Да, она тоже с нами.
Тогда Яцек тронул коня и, остановившись перед девушкой, снял шапку и стоял так безмолвный, с белым, как мел, лицом.
Но через мгновение шапка выпала у него из рук, глаза закрылись, и голова склонилась к гриве коня.
— Да ведь он ранен! — воскликнул Лука Букоемский.