— Да, были. Вам в школе только о тридцатьчетверке рассказывали?
— В школе об этом ничего не рассказывали. Я кино люблю про войну, а там других машин не показывают. И книжки читаю про танки.
Павел Иванович, крутивший в пальцах сухую веточку, резко разломал ее на несколько частей и отшвырнул в сторону. Покачав головой, он начал свой рассказ.
— Я не люблю вспоминать и тем более рассказывать о войне, но учитывая, что ты мой напарник, что ты многого не знаешь, давай поговорим.
Призвали меня на войну в первый месяц, тогда я уже был женат. После школы решил остаться в родной деревне, курсы трактористов окончил. Поработать на тракторе не довелось. А повоевал вдоволь. Благополучно, то есть без раны-царапины почти до самого Берлина дошел. Там-то, в Германии, меня и хватануло.
Павел Иванович показал на руку. Мишка ничего не ответил, как будто замер, боясь вспугнуть рассказ солдата.
— Жив остался потому, что воевал на тяжелых танках. Сначала был «КВ» — Клим Ворошилов, а потом нас пересадили на «ИС» — Иосиф Сталин.
Тридцать четверкам всегда доставалось, они горели как свечки, так как все время в бою были, всегда под огнем. А наше дело было взламывать оборону немцев и штурмовать преграды. В экипаже нас пятеро. Я водителем всю войну прошел.
— Павел Иванович, а чем же танк «КВ» от «Т-34» отличался?
— О-хо-хо, отличался, говоришь? Проще сказать, чем похож был. Главное, броня, ее фашистские танки пробить не могли, это уже когда у них «Тигр» появился, полегче им стало. Ведь у «КВ» мощная пушка была, способная поражать любой тип немецких танков, ла и скорость неплохая. Правда, бед у нашего непробиваемого тоже хватало.
— Бед? У танка? Разве такое бывает? Он же не человек, — не понял техническую метафору Мишка.
— Как знать, Мишаня? Танк — конечно, не человек. Но он вместе с экипажем в бой идет, поэтому, можно сказать, оживает, приобретает человеческую душу, зоркость, смелость. А беды — это чисто технические характеристики. Ходовая. часть подводила, особенно на длинных маршах. Двигатель не выдерживал нагрузки и ломался. Помню, мне мешал плохой обзор и неудобное расположение люков для экипажа. С переправами также проблемы: тяжеловат был наш конь, иные мосты не выдерживали общего веса. Бывало, что своей машиной разваливали переправу и проваливались в воду.
— Как же из воды выбирались? — азартно спросил Мишка.
— Везло нам. А потом выбирали для переправ места неглубокие, выползали. Танки, как говорится, ни воды, ни грязи не боятся. Потому живой остался и сижу сейчас вот здесь, с тобой разговариваю, — широко улыбнувшись то ли своему собеседнику, то ли милостивой судьбе, пояснил бывший танкист.
— Мама говорила, что вы в Сталинграде воевали?
— Воевал, Миша, бился с фашистом не на жизнь, а насмерть… — уже посуровевшим тоном, медленно произнес тракторист.
— Там вы без танка были? — не унимался Мишка, пытаясь направить рассказ своего наставника к интересующей его теме.
— Почему без танка? Я же танкистом был.
— Там ведь не поля, где танки сражаются, а дома и улицы в завалах. Я видел в кинохронике.
— Что тебе ответить? — задумчиво произнес Павел Иванович, понимая абсолютную воинскую некомпетентность своего собеседника. Он снял кепку, потер лоб, поправил волосы и после минутного колебания начал говорить.
— Ты прав, Мишаня, сегодня и в книгах, и в кино битву за Сталинград показывают так, что у людей создается впечатление, будто у немцев и у нас воевали только пехотные полки. Но я, как механик-водитель, скажу, что это не так. Ведь сама Сталинградская битва — это не только битва за город. Это целый комплекс самых разных сражений и операций с участием различных родов войск и формирований.
— Я знаю, что только за город дрались, а что же там еще было? Ведь Сталинград — это только город, по его имени и битва названа, — не унимался Мишка.
— Да, я на своем танке город освобождал. Но битва проходила и в донских степях, и в руинах города. А самая мясорубка случилась в холмистой местности, севернее Сталинграда, там колхозные поля в излучине Дона. Огромная площадь, несколько армий бились — кто-то за поживу, за новые для себя земли, за личные блага, а кто-то за свою землю, за Родину, за тебя, Мишка.
Тракторист легонько похлопал мальчика по плечу и нежно прижал к груди. И снова заговорил: то возмущенно краснея, то бледнея от страшных воспоминаний, то смахивая слезу, то скорбно смолкая.
— Помню, как сейчас. Лето, жара, мы в танке, как вареная картошка. Уже воды в организме нет, все в пот ушло. Кровь до того загустела, что в ушах не шумит, а стучит молотком. В районе переправы Калача был организован контрудар по немецким соединениям, прорывающимся к Дону. Ноу нас, как всегда, часть танков переправилась, а большая часть отстала. Пришлось нам отдуваться за отставших.