— Ну, Володя, скажи уже что-нибудь, — обратилась к мужу Фира, — пора начинать!
Велвл Шпитальник с упреком уставился на жену: кому, как не ей, знать, что ему легче отстоять день с рубанком в руках, нежели произнести несколько слов за столом! Фира выдержала немой укор мужа и, как бы оправдываясь, сказала:
— Ты ведь хозяин, кому же еще начинать?
Да, она права, он хозяин. Велвл поднялся с рюмкой, из которой несколько капель расплескалось на стол.
— Что мне сказать? Вот у нас стол, не сглазить бы, полная чаша. Крыша над головой. Соседи, друзья. А десяток лет назад ничего этого не было. Тайга. Все мы тут сделали своими руками…
Велвл умолк. Хотел еще что-то добавить, но решив, что и так сказал уже много, закончил:
— Выпьем за то, чтобы было еще больше, чтобы было!
Как обычно после первой рюмки, за столом стало тихо. Слышен был лишь перезвон ножей и вилок.
Когда ото всего понемногу отведали, Эмка обратился к хозяину дома:
— Я знаю тебя, Володя, уже не первый год. Но до сегодняшнего дня не знал, что ты такой отчаянный плут.
Велвл уставился недоуменным взглядом на Эммануила.
— Сколько я тебя знаю, — пояснил Эмма, — ты все уверяешь, что ты не мастак говорить, молчун молчуном. А сегодня вот закатил такую речь, что мы все, оказывается, тебе в подметки не годимся…
— Эмка со своими фокусами! — улыбнулся Велвл.
— Нет, я это говорю вполне серьезно.
Эммануил встал:
— Внимательно вслушались ли вы в то, что этот человек только что сказал? «Ничего не было. Есть. И — пусть будет!» Кратко, исчерпывающе передана суть всего, что мы с вами сделали здесь за десяток лет. На эту тему, признаться, я написал немало стихов, но, уверяю вас, в них я осветил эту тему гораздо слабее, нежели это только что сделал Велвл, сказав несколько считанных слов. Так пусть будет! — закончил Эммануил, поднимая рюмку.
Велвл, уверенный в том, что Эмма просто подшучивает над ним, погрозил ему пальцем и тоже поднес рюмку к губам. Но выпить не успел. На пороге комнаты появился высокий пожилой мужчина с полуседой округлой бородой. В водянисто-голубых глазах его пряталась виноватая улыбка.
— Стучу-стучу — никто не отзывается. Вот и зашел. А у вас, смотрю, праздник, и я, выходит, совсем некстати…
Велвл поставил рюмку на стол и устремился навстречу вошедшему.
— Егор Иванович, дорогой, что значит некстати? Наоборот, очень кстати! Идемте к столу, садитесь вот сюда, пожалуйста…
— Нет, нет, Володя, — возразил тот, — вы празднуйте, а я-то как раз зашел по очень будничному делу.
— Но сегодня воскресенье!
— Моя Домна Каллистратовна не знает никаких воскресений. Именно сегодня захотелось ей шинковать капусту. А у нас, как назло, сломалась машинка. «Зайди, говорит, к соседям, возьми у них».
Фира поднялась с места:
— Егор Иванович, я сейчас же иду за Домной Каллистратовной, приведу ее сюда, и мы все вместе пообедаем.
— Нет, нет, она даже слушать не захочет!.. Ну хорошо, я с вами, так и быть, одну рюмочку выпью. Одну, не более.
Володя усадил соседа рядом с собой.
— Егор Иванович Бабушкин, коренной дальневосточник, славный человек, — представил он его.
— Смотрю, молодежь собралась, — заметил Егор Иванович, разглядывая сидящих за столом, — и даже военный товарищ?
— Да, это друзья моей Симы. Вы же их знаете всех, — пояснил Володя. — А военный — командир пограничной заставы на Амуре. Приехал погостить на денек.
— С заставы? Что же там слышно? — обратился Егор Иванович к пограничнику. — Самураи крепко шкодят? Забрасывают шпионов, а?
— Мы им воли не даем, — ответил Грицко.