Поведав все это Савелию Кузьмичу, Лев Маркович повернулся к Васе и, поглаживая бороду, спросил:
— Ну, скажите, не странно ли это?
— Странно, очень странно, — подтвердил Савелий Кузьмич.
— Я моложе вас, друзья холостяки, — ответил Вася, — не могу и не берусь вас поучать, но что касается меня, я убежден: материнство — дело святое. И я преклоняюсь перед женщинами, которые готовятся к своему материнству так, как наша соседка по купе…
— Ну, а Зинаида Семеновна? — спросил Гнезин.
— Это героиня не моего романа, — отрезал Вася.
У стола остановилась официантка с подносом. В металлических высоких мисках исходил паром горячий борщ.
— Что вы заказали на второе? — спросила официантка. — Цыплят табака?
— Да, три порции.
— Нет цыплят табака. Кончились.
— Что есть?
— Свиные котлеты.
— И все?
— Все!
— Что ж поделаешь, — сказал Лев Маркович, и все принялись за борщ.
Первым разделался с ним Гнезин. Утирая бороду, он заметил:
— Котлеты принесут не скоро. Подоспела бы приличная станция, смогли бы еще полностью отобедать.
— Ну и чревоугодник же вы, Лев Маркович, — заметил Савелий Кузьмич.
— Да нет, — отмахнулся тот, — что-то делать надо в пути. Скучища…
Выглянули в окно. Телеграфные столбы вблизи, темные селения вдали, у горизонта, бескрайние снежные равнины — все это стремительно убегало назад, назад…
— Можете сколько угодно иронизировать надо мной, — сказал Вася, — но разрешите, Лев Маркович, задать вам вопрос.
— Вопрос?
— Да, и, возможно, для вас несколько неожиданный.
— Прошу. Мы, люди старшего поколения, обязаны отвечать на все ваши вопросы, молодой человек, дабы уберечь вас от повторения наших ошибок…
— Будьте уверены, ваших ошибок мы не повторим, — сказал Вася.
— К чему? — заметил Савелий Кузьмич. — Они совершат своих немало…
— Браво! — обернулся к нему Гнезин. — Один — ноль в вашу пользу, Савелий Кузьмич!
И к Петрову:
— Ваш вопрос?
— Были вы, Лев Маркович, когда-нибудь… влюблены?
Вопрос и впрямь оказался для Гнезина неожиданным. Долгим, испытующим взглядом уставился он на молодого человека и вдруг, тряся рыжей бородой, рассмеялся.
— Представьте — был, да еще как!..
— Вы — со своим отношением к женскому роду? — удивился Вася.
— Да, да. Но мое теперешнее отношение к нему уже результат известного житейского опыта, и неспроста же оно возникло. А до этого… до этого… Вам, Савелий Кузьмич, я уже рассказывал. Стоит ли об этом рассказывать и нашему молодому человеку, как вы думаете? А вам не скучно будет выслушать эту историю еще раз? Пожалуй, расскажу, молодому человеку это может пойти на пользу. А котлеты еще будут не скоро…
Лев Маркович повернулся к Васе:
— Так вот, мой друг, представьте — был влюблен, и влюблен как следует, со всеми, как говорится, вытекающими отсюда последствиями. Ночи напролет мечтал о встрече, о знакомстве. Затем, когда эти мечты осуществились, мы без конца гуляли — и при луне и без луны. Уезжая, писал ей длинные письма, бывая на месте, дарил цветы. Одним словом, все как в порядочных старых романах. Нынче это делается, говорят, проще и быстрее и в жизни и в романах. Моя возлюбленная — как она выглядела? Разве это важно? Коль был я влюблен, то ясно, что десять Эдит Пьех не могли бы сравниться с ней одною. Не девушка, а кладезь совершенств! Мы друг другу поклялись в верности навеки, и осталось одно — расписаться. Замечу кстати, что тогда еще пышных свадеб не устраивали — достатки были не те… Но… Как видите, дело тут не обошлось без «но». У меня был добрый товарищ, друг детства. Учился он в другом городе, окончил институт и вернулся инженером. Познакомил я его с моей Нелли. Прошло какое-то время, и что вам сказать, отбил он ее у меня… Отбил по всем правилам стратегии. И что удивительного? Я тогда даже бухгалтером не был, так, счетоводишко в потребкооперации. А он — инженер! Одним словом, они поженились.
К столу подошла официантка с подносом.