Они встретились еще и еще раз. Встречи эти стали необходимостью, счастливой обязанностью. Не было дня, чтобы они при любой занятости не увиделись хотя бы на минуту. Выходные дни проводили вместе. Он стал заходить к ним в дом. Родители Миры, наученные прошлым опытом, только и ждали, когда — после третьего или четвертого посещения — и этот парень, как было с другими, по их понятиям более завидными, перестанет у них бывать. Но странное дело — визитам нового знакомого уже и счет потеряли, а все не видно было, чтоб Мира хоть в какой-то мере противилась им. Наоборот, с приходом Миши Хейфеца Мира преображалась, становилась веселее, разговорчивее. Раньше, бывало, ее не вытащишь в кино — она показывала на гору тетрадей со школьными сочинениями, диктантами, которые предстояло проверить. Теперь тетрадей было не меньше, но она находила время и для кино и для прогулок.
Во время этих прогулок Миша рассказывал ей о себе.
У него было тяжелое детство. Отец погиб на фронте, мать, слабая, болезненная женщина, воспитывала Мишу одна. По окончании школы пошел он поэтому не в институт, а на завод. Несколько лет проработал слесарем, потом наладчиком. В институт поступил заочно и лишь последние два года отдался целиком учебе. Теперь он уже заканчивал последний курс, готовил дипломную работу. Было ему под тридцать.
Ну, а девушки у него были? И никого он до сих пор не любил?
Во время одной из прогулок Мира задала ему эти вопросы.
— Нет, никого не любил, — ответил он, — и девушек у меня не было… Впрочем, — тут же спохватился он, — девушки у меня были, и немало.
Но все это такие девушки, пояснил он, которых мама, да и разные знакомые прочили ему в невесты.
А он?
Он и встречаться с ними не желал, а те, с кем он, по настоянию матери, и встречался, ему не нравились.
— Ни одна? — спросила Мира.
— Ни одна.
— И мне тоже.
— Что — тебе тоже? — спросил он.
— Мне тоже никто не нравился.
— И у тебя были парни? Я имею в виду — такие, которых прочили тебе в женихи?
— Да, и тоже немало.
— А ты?
— Говорю же — никто мне не нравился. Родители сердились даже, особенно мама.
— И моя мама сердилась. Кроме этого, — продолжал рассказывать Миша, — всегда в жутком цейтноте. Завод, нагрузки всякие, учеба…
— И у меня, — сказала Мира.
— Что — и у тебя?
— То же самое: работа, учеба, нагрузки…
Они шли под руку, пальцы их рук были тесно переплетены.
То ли в третью, то ли в четвертую встречу — был поздний вечер — Миша несмело обнял Миру за плечо да так и забыл на плече ее свою руку. Некоторое время они так шли, затем она руку его осторожно с плеча своего сняла.
— Не надо, — сказала она тихо.
— Почему?
— Возьми меня под руку.
— Так лучше?
— Да.
— Большой практики у меня в этом деле нет, — признался Миша.
— Значит, кое-какая практика все же есть?
Он совсем смутился.
— Смотрю вот, как молодые пары ходят в обнимку, и подумал… Хотя мне самому такое не по душе…
— Вот видишь, — перехватила слова его Мира, — и я в толк не возьму эту новую моду. Когда мужчина ведет женщину под руку, он тем самым поддерживает ее, помогает ей, оберегает ее, это красиво, приятно, имеет, наконец, смысл. А тут… Ну, погляди вот, — и Мира показала на парочку, шедшую впереди.
Девушка была маленькая, тоненькая — тростиночка. Шедший с нею рядом высокий увалень с длинными лохматыми космами небрежно держал на ее плечике тяжелую руку, под которой бедная девушка чуть не сгибалась.
— Одним словом, «оберегайте мужчин»! — усмехнулся Миша.
— Вот-вот, — засмеялась и Мира.
Они прибавили шагу, обогнали парочку, и Мира сказала:
— А я хочу быть старомодной… Я хочу, чтоб рядом с тобой мне было не тяжело, а легко. Я хочу, чтоб ты оберегал меня… Хорошо?
— Хорошо, — ответил Миша, еще крепче вплетая свои в ее пальцы.
Некоторое время они шли молча. Вдруг Мира остановилась, осененная внезапной мыслью.
— Что же это получается, — сказала она. — Значит, всю жизнь ты ждал меня? Одну меня, да?
— Так получается, — усмехнулся он. — А ты?
— И я… Но скажи: как ты мог знать, что я, Мира, существую на свете? Как ты мог знать?
— Видишь вот, знал… А ты?
— И я…
Кто к кому потянулся раньше в первом неловком поцелуе?
Потом, лежа в постели в своей комнатушке, она долго не могла уснуть, снова и снова вспоминая и переживая всю эту прогулку от начала до конца, мысленно восстанавливая каждый жест и каждое слово вплоть до первого неловкого их поцелуя…