Зинаида Семеновна вдруг поднялась, запахнула на себе цветастый халат, подхватила полотенце, мыло, зубную щетку.
— Пойду умываться.
— Поторопитесь!
— А что?
— Скоро большая станция, закроют туалет!
Выйдя из купе, Зинаида Семеновна увидела Васю. Он читал на выдвижном стуле у окна.
— Бедный мальчик, — слегка коснулась она его белесого чуба, — ведь вы давно уже могли войти…
11. Все нормально
Экспресс шел по территории Еврейской автономной области. Позади остались ворота области — станция Облучье, где с высокой горы вокзал горделиво взирает на широко раскинувшиеся железнодорожные пути внизу. Проехали станцию Известковую с большим известковым заводом, который выглядел карликово-малым у подножия огромной заснеженной сопки. Промелькнули три дымящие трубы Теплоозерского цементного завода, исчезли вдали мраморные сопки за Бираканом.
До Биробиджана осталось ехать считанные часы.
У окна, где все эти дни привыкли видеть капитана Лаутина и Надю, девушка теперь стояла одна. Он сошел раньше. Она накинула на себя пальто и тоже выскочила на перрон. Широко улыбаясь, он подал ей руку, а она вдруг припала головой к его шинели и на миг ощутила у себя на волосах его ладонь. Ее душили слезы, и она ничего не могла сказать. Он, кажется, все понял…
— Не тушуйся, Надюха, — грубовато сказал он, — жизнь — штука серьезная. Держись!
Она некоторое время еще смотрела ему вслед, пока он уходил, затем вернулась в вагон. И вот она едет одна. Ехать осталось ей недолго. А жить?..
Она вошла в купе, где все еще было полно его живым дыханием. На книгу, которую так и не дочитала, — «Голубая моя планета» Германа Титова, — положила чистый листок.
«Натка, — писала она, — он сошел. Скоро вот будет третья станция без него…»
Шариковая ручка застыла над чистым листом. В глазах у Нади стояли слезы.
Вася читал на выдвижном стуле у окна. Он закрыл книгу, поднялся, выглянул в окно. Вдруг он почувствовал, что глаза у него становятся влажными, и сам удивился — отчего? Умер Обломов… Но тот и при жизни был мертвецом. И все же…
Осторожно открыв дверь, Вася вошел в купе. Зинаида Семеновна, умытая, пахнущая тонкими духами, у себя на постели обрабатывала пилочкой длинные розовые ногти. Мира Ефимовна тяжело дышала, лежа на постели.
Вася склонился над нею:
— Мира Ефимовна…
— А?
— Умер Обломов.
— Что?
— Обломов умер, — повторил он и в страхе вдруг отшатнулся.
Глаза у беременной стали огромными, она с трудом прохрипела:
— Уйдите… Уходите же! У…
Он не успел, выбегая, прикрыть за собой дверь, как его настиг страшный, наполненный неимоверной болью крик, и спустя мгновение крик этот повторился…
Побледневшая, выбежала Зинаида Семеновна, схватила Васю:
— Скорее! Через вагон с биробиджанцем едет профессор…
Васю как ветром сдуло. Через несколько минут он вернулся с Абрамом Лазаревичем и профессором. Это был очень высокий старик с густой, как бы присыпанной инеем шевелюрой и жесткой щеточкой усов над прямой линией упрямо сжатого рта.
Профессор скрылся в купе.
Бледная, испуганная, прибежала Надя. Сбежались пассажиры из других купе. Криков больше не слыхать было. Томительно тянулись минуты.
Наконец вышел профессор.
— Ничего страшного, — сказал он. — Все нормально. Начались родовые схватки…
— Что же делать? — забеспокоились пассажиры.
— Роженицу надо снять на ближайшей станции.
— Какая ближайшая станция?
— Биробиджан.
— Какое счастье! — воскликнула Надя. — Туда она ведь и едет… Какое счастье!
Профессор обратился к Васе:
— Отыщите начальника поезда. Пусть немедленно передаст, чтоб в Биробиджане встречала «скорая». Ну, а если можно, чтоб передать родным…
Вася исчез.
— А не может случиться, профессор, что еще до Биробиджана… — заикнулась было Зинаида Семеновна.
— Нет, не может, — резко ответил профессор и, глядя на нее, осекся. Что за красотища! Как же он раньше ее не заметил? «Но детей не рожала, — определил он тут же, — делала аборты».
Чуть мягче добавил:
— Так быстро сие не делается.
Он глянул на часы:
— До Биробиджана остался час… час десять минут. А э т о обычно продолжается дольше…
Из купе снова донесся крик. Все стоявшие у дверей вздрогнули. Абрам Лазаревич умоляюще глянул на профессора:
— Сделайте что-нибудь, Александр Иванович!
— Тут ничего не поделаешь, — развел тот руками. — Природа… Наша с вами партия, Абрам Лазаревич, видно, останется неоконченной. А жаль… У моей королевы отличная позиция…