— Думаю, нечего с ней церемониться…
Да, конечно, подслушивать нехорошо, но Юна уже вошла в комнату. Нина говорила по телефону, не замечая ее. Юна впервые услышала уверенность в ее голосе:
— Понимаю, что вы больны. Но другого времени не будет, — говорила Нина. — Я точно знаю. Лебедева подделала справку о травме. Она сама мне сказала об этом. Да, я хочу занять ее место. Вы не ошиблись. Нет, я не шучу. Увольняйте ее. Иначе скажу, что вы покрываете ее, где надо. Нет, голубчик вы мой, это не шантаж! И еще я точно знаю, что она ваша любовница. Нет, никто не слышит. Но если понадобится — услышат все. У вас партийный билет в кармане. Подумайте…
Дальше Юна слушать не стала и незаметно вышла из комнаты. Она была потрясена неожиданным открытием. Нина звонила шефу, Игорю Петровичу домой.
«Он же с сердечным приступом», — пронеслось у нее в голове. И Юна вспомнила, как Нина однажды пожаловалась ей на Веру Лебедеву:
— Юнчик, право, не знаю, что мне делать? Был один кавалер — и того увели. Представляешь — кого? Курьера… И кто, думаешь? Верке он понадобился. Мало ей нашего начальника…
— Откуда ты про шефа знаешь? — перебила ее тогда Юна. — Может, это вранье…
— Когда мне надо, я все знаю! Здесь один Толечка — лапушка…
Потом на собрании Игорь Петрович, глядя себе на живот, объявил о том, что Лебедева подделала справку о травме. Затем выступила Моисеева и тихо, но, казалось, убежденно говорила о необходимости бескомпромиссного отношения к любым нарушениям порядка и законов. И еще о принципиальности и честности. Стояла глубокая тишина. Вдруг прозвучала пощечина. Юна ударила закончившую говорить Нину. Вытирая руку носовым платком, Юна пошла к двери.
— Ребкова, вернитесь, — Игорь Петрович пристально посмотрел на нее. — В чем дело? Что это за выходка? Позор…
— Она знает.
— Вот тебе и подруги, — сказал Лаврушечка.
— Напишите докладную, — обратился Игорь Петрович к Моисеевой, — а вы, Ребкова, объяснительную. Придется обсуждать ваше поведение.
— Никаких объяснений давать не буду, — резко ответила Юна. — Можете увольнять… Как Лебедеву.
Никто ничего не мог понять, кроме, может быть, шефа…
Юна Лебедеву не оправдывала, но ей было обидно, что подделка так бы и осталась никому не известна, если бы не злополучный курьер. Оказалось, что это было не первой подделкой Лебедевой и Моисеева знала об этом. Но говорить Юна никому не стала.
После этого собрания Юна Моисееву не замечала. А тревога за Лаврушечку и Эмилию все нарастала.
Что-то надо было делать. Но что? Лаврушечка тянется к этой ядовитой гадине, к этой зубастой щучке. Вот что не давало Юне покоя. Хотя они с Лаврушечкой еле здоровались, спасение его Юна считала своим святым долгом.
«Хорошо, что вовремя остановилась и не позвонила Эмилии, не растревожила своими подозрениями. Надо с тетей Женей посоветоваться», — решила Юна.
Семья Лавровых была знакома Рождественской. Несколько раз Юна приводила их к Евгении Петровне в гости.
— Может, тебе все это показалось? — разволновалась Рождественская. — Анатолий Иванович человек такой серьезный, умный, — сказала она, услышав о Нине.
— Какой он серьезный?! Все шутит и балагурит.
— Неправда. Он — человек, очень ответственно относящийся к жизни. Не могу я себе его другим представить.
— А если он влюбился в эту щучку? Да, щучку, она даже щукой не станет! — Юна яростно спорила, переходя на крик, словно в комнате, кроме них, было полно народа и она хотела всех перекричать.
— Не кричи. Я не глухая, — остановила ее Рождественская.
— Я не кричу. Я просто возмущена! Эта щучка…
— Что ты заладила «щучка да щучка»! Может, он в Нине увидел то, чего ты в ней не видишь? Может…
— У нее, кроме желаний прекрасной жизни, ничего за душой и нет, — настаивала Юна. — Если бы не несчастный курьер, она о Лебедевой бы даже не вспомнила. И о чести, и о долге не вспомнила бы. Когда ей надо, она на все пойдет. На любую подлость, я знаю…
— А может, ты ошибаешься?
— В чем? В чем я ошибаюсь? В том, что она в чужую семью лезет? Или в том, что у нее эти понятия про черный день спрятаны? Ей, как она говорит, «экзотического» хочется! Спасать Лаврушечку надо…
— Все-таки спасать, может быть, никого и не надо? — Евгения Петровна подмигнула Юне.
— Ну как вы ничего понять не хотите! Он-то ведь на нее смотрит!
— А она на него?
Юна смутилась:
— Думаю, она никак…
— Но, может быть, он ей совсем и не нравится?! Может быть, ей кто-то другой нужен? А ты — «спасать».