— Во-первых, не огрызайся, слушай, что тебе старшие говорят. А во-вторых, вот тебе пример — наши Паня и Фрося. Прасковья Яковлевна начала работать еще в двенадцатом году и ни одного дня до пенсии не прогуляла. Фрося — фронт и работа, сама знаешь. Я тоже всю жизнь работаю. Осенью мне можно будет уже и пенсию оформлять, а я себя без работы — бездельницей! — не представляю. А тебе через месяц только двадцать семь исполнится! И — уже иждивенка. Куда это годится?
— Я буду Саше помогать…
— В чем? И если у вас такая любовь, то почему он на тебе не женится? Официально?
…Юна до сих пор не может понять, как ее вообще занесло такое сказать:
— А вы что, забыли, почему они не женятся? На ханжество потянуло?
— Сволочь! — вдруг выпалила, как отрубила, Рождественская.
Юна съежилась будто от удара. Неожиданно почувствовала, что это слово Евгения Петровна сказала не от себя, она его произнесла от всех жильцов подвала. Юне показалось, что перед ней сейчас стоит Паня, и поняла, что совершила непоправимое.
Однако Юна не извинилась перед Рождественской. Изобразила обиду, хлопнула дверью, ушла от Евгении Петровны.
Лишь много позже Юна поняла, что, охваченная любовью к Саше, считая себя сильной, она забыла обо всем на свете. Предала и свое настоящее имя, и все свое прошлое. Предала Рождественскую, Паню и Фросю.
…Казалось, жизнь Юны с Корнеевым потекла без особых волнений. Юна чуть ли не боготворила Корнеева за ласковость, нежность, внимание, уважение.
Почему-то так уже повелось, что свое уважение, любовь к женщине современный мужчина перед посторонними людьми проявляет своеобразно. Своим друзьям любимую представляет не иначе как: «Моя любимая женщина», видя в этом некую свободу нравов. Такое представление у друзей недоумения не вызывает. Принимается как само собой разумеющееся сосуществование одной любимой и других — нелюбимых, но также ему необходимых. И порой скорее удивляет ситуация, когда одна и та же женщина выступает в двух ипостасях: и любимой, и жены, то есть становится единственной.
Отчего же это происходит? Не оттого ли, что война унесла огромное количество мужчин и появился их дефицит? На одного сразу несколько любимых и нелюбимых. Или именно потому, что их очень много погибло, они и не успели передать сыновьям того трепетного отношения, которое сами испытывали к своим женам? Объяснить трудно. Но в одном можно быть твердо уверенным, что каждая женщина хочет быть любимой и женой одновременно.
Поэтому Юну и трогало, что Корнеев везде и всюду, где бы ни появлялся с ней вместе, всегда, представляя ее, говорил:
— Это моя любимая жена.
Лишь в одном доме она заметила, что его слова вызвали замешательство и смущение хозяев, но значения этому не придала.
И только месяца через два со времени начала их совместной жизни, когда Юна уже безраздельно ему поверила, она узнала, что это значит — «моя любимая жена».
Несколько раз она просила Сашу, чтобы тот пригласил к ним в гости Ахрименко. Но Саша находил различные отговорки и приятеля не приглашал. Вообще начала замечать, что Корнеева что-то тяготит. Он все чаще делался сумрачным, замкнутым. Потом как будто с явным усилием встряхивался и обрушивал на нее поток ласк. И в эти минуты он повторял ей обычно одни и те же слова:
— Я никогда тебя не оставлю, никому не отдам, козлик ты мой, летящий по небу. Тапирчик, мой любимый.
Иной раз Юне по наивности казалось, что его сумрачность, его тяжелое настроение вызвано… дырявыми шторами. Они же явно его раздражали, да он этого и не скрывал. И вот Юна продала единственное нарядное платье и купила красивые шторы.
Ахрименко она пригласила сама. Тот был удивлен: раньше Юна его к себе домой никогда не приглашала. Юна сказала Ахрименко, что у нее его ждет сюрприз!
Тяготение Юны к «сюрпризам» приводило порой ее жизнь к неожиданным поворотам. О том, что она пригласила Ахрименко, Корнееву сказано не было.
Каково же было их удивление, когда Корнеев и Ахрименко увидели друг друга.
— Знакомься, — сказала Юна, хитро подмигнув Ахрименко, когда тот вошел в комнату. — Мой муж, Саша Корнеев.
— Твой муж?! — Ахрименко переводил непонимающий взгляд с приятеля на нее. Потом, сообразив, что его удивление чересчур затягивается, постарался взять себя в руки: — Ну что ж, познакомимся теперь с ним как с твоим мужем. Значит, вот он, твой сюрприз! — И, будто оправдываясь за свой визит, он обратился к Корнееву: — Понимаешь, она говорит, приходи в гости, тебя сюрприз ждет. Ну я и пошел за сюрпризом.