Что-то похожее произошло и с Юной. Не представляя своей жизни без Корнеева и не помышляя ни о ком другом, она неожиданно почувствовала в молодом человеке необъяснимую силу, которой ей не хватало.
И Юна пригласила его войти.
— Входите. Как вас зовут?
— Иван.
— А меня.. — Юна замялась, не зная, как ей представиться. Она видела, что Иван моложе ее, и ей захотелось выглядеть в его глазах значительной, серьезной. Захотелось показать ему, что не было легкомыслия в ее поспешном приглашении. — Меня зовут… Юнона Васильевна.
— Ваше имя и фамилию мне в больнице сказали… и что арбузы вам надо есть, — проговорил Иван, разрезая арбуз, который трещал от спелости под нажимом ножа.
— Правда?! — кокетливая удивленность прозвучала в ее голосе. Она искоса посмотрела на него.
Юну поразило признание Ивана и в глубине души очень обрадовало: оказывается, он ее не только запомнил, но и побеспокоился достать то, что ей необходимо!
— Когда я вас увидел, — продолжал Иван, — вы какая-то пустая были, неземная. На людей смотрели, а их не видели. Мой товарищ тогда в вашем отделении лежал. Потом он мне и ваш адресок презентовал. У сестры выпросил по моей просьбе. Я хотел в больницу прийти, навестить вас. Уж больно вы жалкая, никудышная были, а пришлось к маме уехать.
Тут Иван назвал южную область на Украине. Слово «мама» он произнес очень нежно, и что-то детское появилось в выражении его лица.
— Моя мама тоже все хворает. А я, негодяй, даже письмеца ей не накропаю. Нет мне, конечно, в этом никаких оправданий. — Он мягко улыбнулся. А Юна отметила про себя, что его речь звучит тяжело и несуразно. — Юнона Васильевна, у вас вечер не ангажирован? На заводе билеты давали в театр. Я на всякий случай взял два. Вот, — Иван вытащил билеты на спектакль, о котором Юна давно слышала как об очень интересном. Но Корнеев театры не любил, поэтому она даже и не пыталась попасть на эту постановку. При воспоминании о Корнееве у Юны застучало сердце. Иван вопросительно посмотрел на Юну и добавил: — Может, культурно просветимся?
Она вдруг ощутила огромную разницу между Иваном и Корнеевым — Корнеев излагал свои мысли легко, непринужденно, красиво.
В то же время неуклюжая речь Ивана возвышала ее, Юну, в собственных глазах! Она видела, что он завороженно смотрит ей в рот, когда она рассказывает об актерах, занятых в этом спектакле. Различные пикантные истории из их жизни — возможно, и сплетни — она сама еще совсем недавно слышала от Корнеева.
— Эх, жаль! Сдаваться мне надо, — вдруг изрек Иван. — Пойдемте сегодня в театр, Юнона Васильевна, — он просительно заглянул ей в глаза. — Потом мне будет что вспомнить.
— Как — сдаваться? — удивилась Юна.
— Милиции сдаваться. Я, можно сказать, из-под конвоя убежал. Паспорт у них остался. А я прямехонько к вам. Арбуз по дороге купил — и к вам. Дело такое — одному типу по уху врезал. Задирался. Чуть побольше сверчка, а туда же, в ораторы, полез. Но — он утек, а меня повязали. Могут пятнадцать суток влепить. Не знаете, там наголо бреют?
И тут-то Юна почувствовала, что какой-то своей детской незащищенностью он трогает ее.
«Мальчик, оказавшийся без мамы», — подумала она и не заметила, как обратилась к нему на «ты»:
— Вот что, Ванечка! Мы с тобой обязательно пойдем в театр. Я сейчас быстренько соберусь. И сама с тобой пойду в отделение. Как же так — пятнадцать суток?! — ей уже не хотелось с ним расставаться.
— Неужели правда?! — он радостно захлопал в ладоши. Глаза его сияли. — А вы настоящая девчонка. То есть ты! Ты действительно настоящая девчонка! Знаешь, все-таки одному противно в милицию идти. Вдвоем легче.
— Мне ведь тоже надо будет сдаваться. Только несколько позже. И не милиции, а врачам, — грустно проговорила Юна.
— Зачем? — он обеспокоенно заерзал на стуле.
— Надо вторично оперироваться.
— Ладно, ты подожди сдаваться. Вот освобожусь — что-нибудь придумаем. Со мной не пропадешь. — Он опять стал взрослым. — Я тебя вытащу!
К тридцати двум своим годам Юна в любовь с первого взгляда уже не верила. Но желание Ивана помочь показалось ей искренним, и это было для нее приятным откровением. Юна понимала, что на какой-то период болезнь, предстоящая операция выливаются в ее слабость, которая, в свою очередь, может явиться проверкой великодушия Ивана. В тот вечер Юне также показалось, что Ивану самому необходимо ощутить себя сильным. И она неожиданно утвердилась в мысли, что может на него опереться.
После спектакля, когда они шли в отделение милиции, Иван спросил: