В один из летних дней Юна надумала поехать на несколько отпускных дней вместе с мужем на пароходе по Москве-реке. Выйти, как когда-то с мамой, ранним утром на одной из пристаней и насладиться тишиной и природой. Ведь радостнее воспоминания, чем воспоминание о загородной прогулке с Фросей, в душе Юны не было.
Однако это желание так и осталось желанием. Неожиданно позвонил Лаврушечка и сообщил, что решено отметить юбилей лаборатории в ресторане «Кристалл».
— Юнону Васильевну можно? — чей-то знакомый, такой знакомый мужской голос раздался в трубке, но Юна его все же не узнала. — Неужели не узнаешь, фуфелка!
Юне спазмы сдавили горло.
— Лаврушечка, ты?! Господи, как ты меня нашел?!
И не было как будто двенадцатилетнего перерыва в их дружбе, не было Нины в их судьбе. Будто виделись они только вчера! Перебивали друг друга, обменивались шутливыми упреками.
— Лаврушечка, а ты негодяй, — прозвучал веселый смешок. — Не пригласил меня на защиту кандидатской!
— Ты тоже хороша, змеюшка, — вторил ей Лавров. — Небось куплеты с кем-то поешь, а меня в свой местный хор не принимаешь. Я и сейчас помню, как ты на вечерах институтских бацала на роялях. Некрасиво так себя вести.
Оба были счастливы, что нашли друг друга. Потом он спросил Юну:
— Как поживает Евгения Петровна?
— Совсем старенькая стала, — ответила Юна. — Ей почти семьдесят. Но за собой следит. Никогда не подумаешь, что ей столько лет. Держится, в общем. Волосы красит, чтобы седых не было видно. Губки подмажет — хоть замуж отдавай. А дядя Володя давно на пенсии. Знаешь, к старости многие мужчины ворчунами становятся. И он оказался как раз из этой категории. Все ей выговаривает: то не так, это не эдак. Тетя Женя жалуется на него. Говорит даже, что, наверно, скоро придет конец ее терпению, разведется. Но, думаю, насчет развода она шутит. У Николаши с возрастом припадки прошли. Сейчас он работает на обувной фабрике мастером. Женился. На женщине с ребенком. Тетя Женя от девочки устает, но любит ее как родную внучку. Музыке учит. Говорит: «Если из одной не вышло пианистки, может, из другой что получится… Правда, у Шурочки способностей меньше, чем у тебя, — делает мне комплимент, — но устремленности, Юночка, у нее больше». — «Будто я не хотела учиться… Сами же тогда определили на работу и в техникум!» — «Нет, — продолжает тетя Женя, — была бы устремленность — настояла бы на своем…» Можно подумать, что у меня от мамы рента осталась. А на что жить тогда? Конечно, с тетей Женей я об этом не говорю. Она ведь со мной всю жизнь провела, сама все знает…
— Фуфелка, — перебил ее рассказ Лаврушечка, — так, значит, насчет юбилея заметано? Учти, возражения не принимаются.
— Неужели ты можешь сомневаться? Кто же будет у вас массовиком-затейником, если не я?
— Учти еще, — сказал Лаврушечка, — собираемся мы без жен и мужей. Но если хочешь, так и быть, прихватывай своего. Ты ведь все равно при деле будешь. Макаров придет с аккордеоном, и вам придется играть по очереди. Давно уже ничего не играешь? И инструмента нет? Иногда музицируешь у тети Жени? Понятно. По настроению. Все понятно, фуфелка. Нет, машины у меня нет. Сейчас новое веяние — ходить пешком. Вот мы с Эмилией и ходим в походы. Скоро внуков начнем брать. Не говори. Бежит время. Стареем, стареем… Эмилия во внучке души не чает. Ты же знаешь мою Эмилию.
Юну вдруг охватила тоска, защемило сердце. От чужой чистоты, от свежести чувств, живущей в людях годы.
— Ты Евгению Петровну давно видела? — донесся до нее вопрос Лаврушечки.
— Давно, к сожалению. Больше трех месяцев назад… В начале мая, — ответила Юна. — Мы Девятого мая всегда вместе на кладбище ездим. А вообще-то видимся редко.
— Отчего ж?
— Далеко живем друг от друга. Ей ездить к нам трудно. Мне — некогда. То да се… Общаемся в основном по телефону. И тоже не часто. Тетя Женя все читает мне нравоучения, воспитывает. Заговаривает меня по телефону. Забывает, что мне не двенадцать лет, как ее внучке, Шурочке, а на следующий год сорок исполнится!
— Так это замечательно, что она о тебе думает! Значит, не безразлична ты ей. Она тетка у тебя замечательная! Ты ей цены не знаешь. Привыкла, что есть, и внимания не обращаешь. Прояви великодушие. Рождественская, почитай, единственная близкая душа, кто у тебя и есть-то… Звони ей, навещай… Запиши мои телефоны, — он продиктовал номера рабочего и домашнего телефонов. — Не опаздывай. Мы ждем тебя.
— Хорошо, Толечка, слушаюсь!.. Ты был на нашей улице? — неожиданно почему-то спросила Юна.