— Он не представился. Но я ему подсказал, где могила.
«Кто же это? — подумала Юна, направляясь к дорогим ее сердцу холмикам. — Странно…»
Потом, увлекшись работой, убирая прелую листву с могил, унося ее к вместительным металлическим контейнерам, она и думать забыла о разговоре с заведующим кладбищем.
Юна наклонилась, чтобы посадить очередной кустик рассады, и в это время боковым зрением заметила мужчину, приближающегося к ним, с букетом черемухи. Он был высокого роста, худощавый, лет шестидесяти. Глубоко залегшие складки на щеках делали их мешкообразными. Его огромный открытый лоб незаметно переходил в лысину.
Мужчина остановился недалеко от могилы и стал оглядываться по сторонам. Потом достал из кармана пиджака очки, протер их носовым платком, надел и, оглянувшись еще раз, подошел к Юне совсем близко.
— Кажется, здесь, — проговорил он. — Правильно, — и громко прочитал надпись на металлической трафаретке: — «Ребкова Е. Т. 1926 года рождения».
Юна не могла отделаться от мысли, что его она где-то видела, этого человека, но где — вспомнить не могла.
— Надо же! — продолжал разговаривать сам с собой незнакомец. — Как быстро пробежало время! Сейчас ей было бы пятьдесят четыре. Даже не могу этого себе представить!
Юна не выдержала и спросила его:
— Простите, но откуда вы знаете маму?
Мужчина поклонился:
— Разрешите представиться. Вадим Константинович Новиков. Я ее однополчанин. Я был у вас дома… Лет шестнадцать… нет, семнадцать тому назад. Хотел тогда Фросю на свою свадьбу пригласить… Ведь она меня спасла. Я ей жизнью обязан. Такие вот девчонки, а сколько добра сделали на войне. Ими-то мы и были сильны!
Он замолчал. Юна тоже молчала, глядя на жалкую могилу с только что посаженными анютиными глазками…
И она вспомнила день, когда к Фросе, к ним, этот человек приходил. Действительно, он же говорил, что его зовут Вадим Константинович, что он инвалид. И фотографию невесты показал. Кроткой женщины, согласной за ним ухаживать. Юна взглянула — Моисеева! И вспомнила Юна, как горячо она отговаривала Новикова от брака с Моисеевой, рассказала ему о ее приключениях и аферах. И не знала Юна, что Новиков был наслышан об этих «историях» Моисеевой, но от принятого решения не отказался. И тем не менее они не поженились. Но совсем по другой причине… По какой — Юна, конечно, не знала. Знала она только одно: и сейчас отговаривала бы его от подобного брака.
Пауза становилась уже неловкой. Чтобы прервать ее, Юна спросила:
— Значит, это вы?
— Значит, это я, — ответил Новиков. — Ефросинье я на всю жизнь благодарен…
— А осколок в легком сидит?
— Ну и память! — удивился он.
— Я только сейчас вспомнила об осколке, — Юна немного смутилась. — Как и об остальном, — сказала она. — А вы сегодня где-нибудь празднуете? Если нет, приходите к нам, вернее, к Евгении Петровне, — и она указала на Рождественскую. — Тетя Женя наша бывшая соседка. Я как-то вас и не познакомила. Мы вместе в подвале жили. Мы всегда у нее празднуем этот день. Никого чужих, своя семья. Правда, мой муж в командировке, — Юна умолкла.
— Спасибо. Но сегодня у меня собираются однополчане, так что покинуть их не смогу. Может быть, наоборот, вы придете ко мне?
Юна всеми фибрами души ощутила — необходимо встретиться с людьми, которые могли знать ее маму. Преклониться перед ними и даже, может быть, «очиститься» перед памятью Фроси.
И она приняла приглашение Новикова, взяла его адрес. Иван уехал около двух недель назад в командировку и должен был вернуться к началу июня.
На встречу с фронтовиками Юна захотела принести фотографии и награды Фроси. Их надо было еще разыскать в новой квартире, где они жили с Иваном уже пятый год.
Еще несколько лет назад, живя в коммуналке, Юна не обратила внимания на исчезновение футляра от патефона с документами. Некоторое время он красовался на шкафу. Но Иван часто ворчал, что футляр нарушает «общую красивость» в комнате, и в скором времени содержимое футляра было разложено по пакетам и спрятано в тахту. Сам же футляр выброшен за ненадобностью.
В новой квартире пакеты с документами Фроси и ее наградами лежали на антресолях, засунутые то ли в коробки, то ли в драный чемодан с ненужными вещами, которые были завалены поломанными стульями, полками, принесенными невесть откуда Иваном. Там же, на антресолях, лежали какие-то железки, резиновый шланг, канистра, провода. Все это ему, как он говорил, было необходимо. Хотел навести на антресолях порядок, да так и не собрался — руки не дошли.
Юна нередко говорила себе, что пора это барахло оттуда выкинуть, найти пакеты, отыскать фотографии Фроси, увеличить их и повесить в рамках над столом. Ведь фотографии свекрови давно и прочно заняли свое место в квартире.