– Шина… – прохрипел Роб.
– Я устала, – отрезала она. – И не желаю больше говорить. Все, что мне сейчас нужно, – это сон.
Он не пытался коснуться ее, когда она проходила мимо, а лишь пожелал спокойной ночи.
– Если кошмары меня не замучают, – слабо улыбнулась девушка, – то буду спать как убитая.
Кошмарных снов она не видела, спала долго и крепко. Проснулась Шина, когда услышала звук открывающегося окна. Вошла Клер, и Шина замерла в ожидании.
– Я принесла тебе чай, – сказала Клер.
– Спасибо. – Поднос она поставила на ночной столик у кровати.
На Клер был надет сиреневый мохеровый свитер и рубашка того же цвета. Лицо ее казалось безжизненным.
– Роб сказал мне…
Шина откинулась назад. Тело до сих пор ныло, и она чувствовала себя постаревшей.
– Прости меня, – прошептала Клер.
Шина закрыла глаза – в окна струился слепящий дневной свет. Она ответила:
– Это было давно, и меня еще не было в жизни Роба, так за что ты извиняешься?
– Я обязана была сказать тебе.
– Что ты собираешься теперь делать? – спросила Шина.
– Я рада, что Кэл знает, – ответила Клер. Она подошла и наклонилась к зеркалу, разглядывая свое лицо. – Я не могла солгать ему, но теперь, раз он знает, возможно, мне удастся убедить его в том, что такое никогда больше не повторится.
У Клер было чистое, прекрасное лицо, которое не могло вызвать недоверие. Она смотрела в зеркало, будто обещая себе: «Этого никогда больше не будет, никогда».
Продолжая смотреть в зеркало, Клер спросила, глядя на отражение Шины, далекое от идеала:
– Как именно он рассказал тебе это?
Шина попыталась передать все слово в слово:
– Он сказал мне: «Клер не ждала меня. Дело не в моей гордости, а в инстинкте самосохранения. Восхождению на очередную вершину не очень способствует мысль о том, что твоя подружка развлекается с другим, особенно если этот другой – родной брат».
Это звучало беспощадно, даже жестоко, но зато Шина передала слова Кэла с максимальной точностью. Она понимала, что для Клер это будет ударом, но помнила, что испытала сама, узнав о том, как ее одурачили.
Клер поставила баночку с кремом и медленно повернулась к Шине. Несколько мгновений прошли в абсолютном молчании, потом Шина сказала:
– Кто еще у тебя был, кроме Роба?
– Никого, – поклялась Клер. – Даже Кэл иногда ошибается.
– Я рада услышать это, – кивнула Шина. – Не хочется выглядеть идиоткой.
– Нет, – повторила Клер. – Нет, был только Роб, и то лишь потому, что я оказалась в тот момент такой несчастной и…
– Я тебе верю, – успокоила ее Шина. – Если для тебя это что-либо значит.
– Это значит для меня очень многое. – Клер присела на ее кровать, и Шина увидела, что ее щеки блестят. – Роб рассказал мне, что ты поднялась на Брайн-Дэри, чтобы поговорить с Кэлом обо мне, и чуть не погибла. Я перед тобой в неоплатном долгу.
Она отвернулась и аккуратно промокнула слезы.
– Нет, – возразила Шина. – Мне ты ничего не должна. Твоя жизнь уже наладилась, когда появилась я.
– Может, это и так, – неуверенно начала Клер, а потом голос ее окреп, – но никогда я не смогу любить кого-то так, как любила Кэла. – Ее голос становился теплее, в нем не было сомнений и пробуждалась жизнь. – Так что же говорить о том, как я жила без него все это время. – Ее голос задрожал. Она подчеркнула каждое слово: – Я должна вымолить у него прощение.
Она не притворялась, от исхода этого дела зависело – жить ей или умереть. Поэтому Шина мягко пожелала ей удачи.
Клер и Роб совершили ошибку. Но они об этом жалели, а Кэл говорил, что не осуждает их. Если Клер убедит Кэла, то, возможно, это прольет бальзам на старую рану.
Во всяком случае, теперь Клер может открыто говорить с ним. Сама может просить прощения и сама быть собственным адвокатом.
Шина снова села, откинула волосы назад, и впервые с того момента, как она вошла в комнату с подносом, Клер увидела, в каком состоянии ее лицо.
– Боже! Твой глаз! – воскликнула Клер. – Что с ним?
– Упала с горы, – коротко ответила Шина. – Ты не дашь мне зеркальце?
Клер передала ей зеркальце с туалетного столика, и Шина стала внимательно разглядывать свое лицо. Оно впечатляло, особенно глаз, который скорее напоминал зрачок пришельца из космоса. Ободранный подбородок также не служил украшением и положения не улучшал.