Элейн вернулась в столовую, неся в руке пузырек с таблетками.
– Прими две штуки. – Она сунула пузырек в руку Клер. Клер послушно проглотила лекарство. – А теперь пойдем, тебе надо снова лечь, – настояла Элейн.
– Почему бы нет? – ответила Клер, и они вышли.
– Знаю, – кивнула Шина. – Ты предупреждал.
Он смотрел на нее так, что слов не требовалось.
– Прости меня. Видимо, она и правда хотела слишком многого, желая изменить его образ жизни.
– А это невозможно, – с горечью произнес Роб. – Кэл никогда ничем не пожертвует. Даже находясь здесь, он не может оставаться с нами. Отдает предпочтение своей лачуге на горе.
Шина что-то пробормотала.
– Что ты говоришь?
– А что она имела в виду, говоря: «Ни к кому из них»? Он никогда не ревновал ни к одному из них?
– Любовников, – ответил Роб. – Кого же еще?
– Действительно, кого? Значит, Кэл не ошибся, она изменяла ему направо и налево. Она солгала мне. Мне солгать нетрудно. А вот подозрения Кэла…
– Подозрения Кэла? А что он хотел? Он вечно оставлял ее одну!
– Просто… – начала Шина.
– Объясняю популярно. – Роб обхватил ее, глядя прямо в глаза, и стал говорить медленно, будто объяснял нечто жизненно важное: – Он бросал ее – а это именно так, он ее бросал – так надолго, что иногда создавалось впечатление, будто он не существует вовсе. С тем же успехом он мог быть мертв. А покойнику изменить невозможно.
– Спорить не буду, – согласилась Шина. – Только вот смерть фиксируется через семь лет, а не через несколько месяцев после исчезновения.
– О чем ты говоришь?
– О верности, – ответила Шина. – С глаз долой – из сердца вон?
В комнате повисла гнетущая тишина. Элейн спустилась и сообщила, что с Клер все будет в порядке, как только она как следует отдохнет, и что эти таблетки ей непременно помогут.
– Клер потребуется нечто большее, чем пара таблеток, чтобы прийти в норму, – мрачно проговорил Роб Шина встала и вышла из столовой.
Возможно, она обманывала себя, но ей казалось, что за время их с Кэлом знакомства они стали друг другу гораздо ближе, чем когда-либо были Роб и Клер. Клер красива. Однажды Кэл попросил ее руки, но, похоже, это осталось в прошлом. Видимо, этой ночью она не была столь неотразима.
Он сидел в библиотеке за большим столом. Она села за маленькое бюро, на котором стояла пишущая машинка и где лежали бумаги. «Я буду верна тебе, – тихо поклялась она. – Медленно, но верно я стану частью твоей жизни и буду следовать за тобой, куда бы ты ни пошел. Ты не говоришь с большинством людей, но со мной ты заговорил, и ты можешь работать в моем присутствии».
Вслух она сказала:
– Там, похоже, проблемы.
Кэл поднял голову и улыбнулся, заметив ее.
– Какие проблемы? – спросил он.
Она легко вздохнула и сказала:
– Ты мировой злодей, а я привезла сюда бедную Клер тебе на съедение.
– Это был непродуманный ход.
– Я хотела как лучше.
– Ты говорила.
– Мне кажется, Клер скоро уедет и Роб поможет ей собрать вещи.
Он не был удивлен, услышав эту новость, но потом посерьезнел и спросил:
– Ты не огорчена из-за Роба?
– Нет.
Роб пошел в свою мать и всегда сочувствовал страждущим. Кэл унаследовал рот Железного Короля и постоянную уверенность в себе.
– У тебя с ним ничего бы не вышло, – сказал он. – Поверь, я знаю Роба.
– Я знаю.
– Насчет твоей работы… относительно экспедиции… – Он заговорил почти нервно – Кэл, такой сильный, такой невозмутимый. – Думаю, ты напишешь хорошую статью. Я встречу тебя со своими коллегами. Возможно, ты захочешь поехать с нами. До ближайшей деревни.
– Но почему? – спросила она.
Она знала, почему она поедет, но относилась к этому как к деловому предложению.
– А как думаешь ты? – ответил он. – Я хочу, чтобы ты стала частью моей жизни.
– Частью твоей жизни?
– Вернее, стала ею в еще большей мере. С Клер ничего не изменилось. Мы гуляли по старым местам, и внезапно я понял, что все с ней будет по-прежнему. А после встречи с тобой прежнего мне уже мало. – На суровых губах играла еле заметная улыбка. – Однажды Джигмэ Дорье сказал мне кое-что, не для публикации: «Не отдавай свою душу женщине, пока не увидишь ее ожидающей тебя на той вершине, к которой ты стремился, даже если ты оставил ее в деревне». Это, конечно, метафора, и все же я знаю, что, на какую бы вершину я ни взошел, ты всегда будешь рядом.
Шина подумала: «Да», но не смогла ничего сказать.
– Я ученый и не умею вкладывать душу в слова. Но ты единственный человек, имеющий право входить в хижину. Тем вечером, когда ты открыла мне дверь, я понял, что так и должно быть всегда.