Сердце ее заныло от тоски, которую она ощущала обычно при виде детской коляски, а так как она не привыкла, чтобы у нее, как у школьницы, щемило сердце, она постаралась прогнать грустные мысли. Словом, Дани способный человек… Но тогда почему же он довел кооператив до развала? И Драхош им не доволен, Драхош, в начале лета призывавший к терпению… А что, если Дани снимут с работы? Не сломится ли он? Нет, он не из таких. Он не покончит жизнь самоубийством, но и не отнесется равнодушно к своему краху. Он способен пройти через огонь и не сгореть… А если он выйдет из состояния постоянного накала, то, наверно, снова сможет любить… (Тут краска залила Моке лицо.) Нет, нет, безумием было бы ходить ему опять за плугом. Ходить за плугом может всякий. Для этого нужно иметь только руки. А у него есть и голова. Поступил бы он в сельскохозяйственный техникум, через четыре года кончил бы его и вернулся сюда агрономом… Четыре года! Через четыре года в таком большом кооперативе потребуется не два, а шесть агрономов! И не исключено, что его снова выберут председателем. А почему бы и нет?.. Но теперь его хотят сместить. Лимпары и районное начальство. Если он как бельмо у них на глазу… как бревно под колесами телеги… тогда в самом деле… не к лучшему ли это?
Дани ждал ответа на свою исповедь и, поскольку молчание затянулось надолго, чувствовал себя позорно отвергнутым. Сделав над собой усилие, он заговорил:
— А дома что нового? Люди-то работают?
— Да, все те же. Остальные митингуют.
— Вот как!
— В трактире. Там штаб забастовщиков. Лимпар, Макаи, Кривошеий…
— Разрази их гром!
— Мне кажется, Дани, что все наши прежние действия были лишь обходными маневрами. Мы упустили главное — не поговорили с теми, кто поджигает фитиль.
Дани вспомнилось разочарованное, озлобленное лицо дяди. «Посмей заявиться ко мне еще раз!» — «Если бы и заставила нужда, я обошел бы стороной ваш дом. Нищий и без крова не подохнет…» И вот теперь всех надо «обходить стороной».
— Да, — вздохнул он. — Боюсь только, что до них все равно не дошли бы никакие слова. Они руководствуются не доводами разума, а инстинктами.
— Верно, — согласилась Мока. — Но они держат в руках деревню. Ты же видишь. Ведь они играют на низменных инстинктах людей. А разгул низменных, темных, подлых человеческих инстинктов — это, по существу, тот же фашизм. Пожалуй, люди склонны делать скорей плохое, чем хорошее, по той простой причине, что им кажется, будто делать плохое легче, чем хорошее. Бить баклуши легче, чем работать, и сомневаться легче, чем верить…
— Очевидно. Но что я могу сделать?
— Не знаю, что делать, что ты можешь сделать. Но знаю только, ты должен решить для себя, что из понятия «председатель кооператива» тебе важней: «кооператив» или «председатель». Твоя судьба или судьба деревни, которую из колодца средневековья ты хочешь поднять на уровень двадцатого века.
— «Председатель кооператива» — одно понятие. Я не могу расчленить его на два.
— Знаю, что в твоем представлении слова «председатель» и «кооператив» слились вместе. Но на самом-то деле все-таки сначала был кооператив, и только потом появился председатель.
Дани вспомнил, при каких обстоятельствах его выбрали: нет, он стал председателем еще до того, как организовался кооператив. Не в том ли беда? Вдруг он понял мысль Моки. Или может быть, девушка имела в виду совсем другое? Так или иначе, он кое-что понял.
Наконец он увидел выход из тупика. Его охватила такая жажда деятельности, что он, долго просидевший в скованной, жалкой позе, вскочил сразу на ноги.
— Пошли! — воскликнул он, посмотрев на Моку, которая не двигалась с места, пораженная его внезапной решимостью. — Уже совсем стемнело.
С трудом продираясь через виноградник, они дошли до шоссе. Там Дани нашел свой мотоцикл.
— Куда отвезти тебя? Домой?
— Нет. У меня есть еще дело, я зайду в контору, — сказала Мока.
Она хотела, как обычно, составить дневной отчет. Только она принялась за него, как зазвонил телефон.
— Прошу товарища Мадараса, — раздался в трубке решительный мужской голос.
— Его здесь нет, — ответила Мока. — А кто его спрашивает?
— Драхош… Это вы, Мока? Здравствуйте. Послушайте. У меня был недавно этот парень. Он тут плакал мне в жилетку. Действительно у вас стряслась большая беда?
— Страшная, ужасная беда, товарищ Драхош…
— Я тотчас выезжаю, — прервал ее Драхош. — У меня, правда, билеты в кино, и жена будет ворчать… Ну да ладно. Я уже выезжаю. Подождите меня, пожалуйста, в конторе…